Красные линии прерывались в том месте, где кожаные полоски покрывали нежную плоть, создавая узор, напоминающий изысканную припухшую татуировку страсти на ее бледной коже. Пока он помечал ее своей властью, другая часть его жаждала целовать и лизать огненные дорожки, которые он проложил по ее телу. Последний удар он точно нацелил так, что концы кнута сокрушительно ударили по кусочку кожи, покрывающему ее дрожащий холмик.
Ее глаза закрылись, но с губ сорвался стон, когда ее бедра взлетели вверх — словно стремясь получить больше жалящих ощущений от кнута, а не пытаясь уйти от боли, которую он причинил.
— Ты двигалась. — Его голос казался грубым, что было почти болезненно для его собственного слуха. — Ты лишишься своего костюма.
Ее глаза снова блеснули, когда тяжелые веки поднялись, но она не сводила взгляда с потолка.
Она пыталась повиноваться. Жаль, что он получал такое удовольствие от ее бунтов…
Либо его запах, либо его тон чуть не взорвали ее. Она никогда не была так близка к оргазму во время столь короткой игры, но красивый незнакомец сумел довести ее до края такими незначительными усилиями с его стороны. Когда он ударил кнутом по чувствительной плоти ее бедер, ей бы хотелось, чтобы она не была прикована, для того чтобы раздвинуть свои ноги навстречу источнику боли.
Нелепая мысль, но что-то в нем вызывало в ней отклик, что не имело смысла. Тепло и огонь лизали ее плоть, уже, без сомнения, вызванные его игрой, и снова ленивая мысль, что она жаждет заявить на него права прожгла ее пылающий разум.
Безумие. Она никогда не заявит права на человека, не возьмет на себя такую ответственность, но когда он расстегнул кожаный наряд, который она носила, и в нетерпении почти сорвал его с нее, из ее горла вырвалось низкое рычание. Дело в том, что звук принадлежал больше Волку, чем женщине, и это поразило ее, почти остудив ее страсть.
Почти.
Ей никогда не составляло труда контролировать своего зверя, существо, столь покорное, что она сдавалась человеческой стороне, а также любому проклятому Волку, который встречался на пути. Но когда она почувствовала трение меха под своей кожей, то поняла, что она и зверь разделяют общую цель. Они оба охотились на этого человека, делая его прикосновение более опасным, чем он мог догадываться. Должна ли она произнести стоп-слово, закончив сцену?
Открыв рот, чтобы сделать именно это, хотя Волчица вцепилась в ее внутренности в знак протеста, ее слова были прерваны, когда его горячий рот накрыл ее грудь, и он укусил. Безмолвный крик, похожий на тяжелый вдох, вырвался из ее горла, и их контакт выжег каждую логичную мысль в ее сознании. Когда кончики его пальцев вернулись между ее ног, резко потирая ее пульсирующий клитор, она не смогла противиться прикосновению. Да, больше, вот так.