– Не останешься?
– Нет, дел много из утра! Моя уж собралась, верно.
– Спасибо, брат!
– Не на чем! А серебро завтра, пораньше, свесим. И про Максима помни, что я сказал.
Уже засыпая в объятиях Домаши, Олекса сквозь сон проронил:
– Брат предупреждает: Максиму много серебра не давать, не знаю как…
– А не давай, конечно! – живо отозвалась Домаша, приподнимаясь на локте. – Он тебя, гляди, разденет совсем!
– Что ты так на его, ай не порато угодил? – лениво подивился Домашиной запальчивости. – Максимка-то! Да много не дам, эко: пятнадесять гривен серебра… Шесть дам.
– И шести не давай! Чем за корельское железо платить будешь?
– Заплачу… сукном. А с Максима грамотку возьму. Не боись. Спи?
Хозяюшка моя.
Заснул. А Домаша еще долго лежала с открытыми глазами, вспоминала, как сводничал Гюрятич в отсутствие Олексы, как намекал ей шуточками…
Друг! Хорош друг! Жох долгоносый, кутыра боярская! И не скажешь Олексе, не поверит! А поверит, еще того хуже… И сказать нельзя.
С заранья другого дня Олексу закрутили дела. Все, что ждало, что накопилось за зиму, что требовало глаза и слова хозяина, теперь навалилось разом.
Максим сумел-таки вытянуть у него и не шесть, а десять гривен. Только свесив и передав слитки серебра, понял Олекса, что отдает зря. Гюрятич тоже знал или чуял нечто и поспешно доставал серебро у кого мог. Было у Олексы зарыто на черный день, но того трогать не хотелось: мало ли – пожар или еще что, с чем останутся мать и Домаша? «А верно, придется тронуть! размышлял он, уже сердясь на свою уступчивость Максиму. – И, как назло, всем вдруг занадобилось серебро!»
Проводив Максима, уряжался с Завидом. С тестем, как всегда, была долгая возня. Опосле с Нездилом возили товар в лавку, и все это никак нельзя было отложить на потом. К пабедью все ж таки доспел к Дмитру.
Наспех отстроенный Неревский конец еще всюду являл следы прошлогоднего пожара. Жалко выглядели ряды курных клетей, сложенных абы как, на время. Протаявший снег обнажал слои слежавшегося пепла. Редкие дома были ставлены на совесть, на года, а у большинства еще громоздились кучи свежих, по зиме завезенных смолистых бревен. Олекса, озираясь, шагом проехал по Великой, мимо кожевников, до угла Великой и Кузьмодемьяней улицы. Здесь помещались бронники, оружейники, секирники, ножевники, стрельники, лемешники, удники. Всех их объединял приход Кузьмы и Дамиана, святых покровителей кузнечного дела, и староста братства, Дмитр.
Олекса разыскал Дмитров двор, привязал коня у огорожи, окликнув отрока в фартуке, спросил у него, где хозяин.