Я сама виновата, что подписала контракт, не глядя. Я сама виновата, что оказалась в его квартире. Я сама виновата, что в тот момент ещё и страдала от похмелья. И у меня не было юриста, который мог бы помочь мне каким-то образом оспорить собственную подпись на документе.
Я вытерплю эти три месяца. Я стану вхожа в мир бизнеса, благодаря своему положению. Я получу невероятный жизненный опыт и использую его себе во благо.
Да, я оптимистка.
Но мой оптимизм — это единственное, что у меня осталось.
Три недели спустя…
Рабочий день закончился, и я, наконец, могу подумать о том, что до конца первой трети срока осталась всего неделя. Эта мысль греет мне сердце, пока мы с шефом выходим из здания компании, садимся в машину и едем домой…
У ворот его элитного дома нас привычно приветствуют охранники и открывают перед машиной ворота; водитель останавливается у подъезда, не заезжая на подземную парковку, потому что у дверей уже стоит знакомый мне курьер с пакетом. Устало выбираюсь из машины, устало беру пакет с едой, устало расплачиваюсь, устало открываю перед шефом дверь — здесь, вне стен офиса, я вновь становилась его домрабыней, а потому обязанность их открывать ложилась на мои плечи. Молча едем в лифте, шеф — уткнувшись в свой планшет, я — мечтая о том, чтобы тот неожиданно впал в кому. Милая такая мечта. А главное — не противоречит букве контракта.
В голову он мне залезть не смог…
Открываю дверь ключом, чувствуя, что ноги подыхают от новых туфель: на этот раз никаких прозрачных каблуков, все четко по уставу компании — даже каблук небольшой, тоненький. Но сама пара новая, потому ещё не разношенная…
Впускаю шефа в квартиру, закрываю за ним дверь. Снимаю треклятую обувь, иду на кухню, кладу продукты на стол, надеваю фартук. Мысль о коме шефа вновь приходит в мою голову, так что, нарезая овощи, я продолжаю фантазировать… Если бы Глеб Самойлович каким-то образом умудрился оказаться на больничной койке, то я, ведомая контрактом, должна была бы день и ночь проводить рядом с ним, — но, если бы вдруг он впал в кому, то заботиться о его теле мог бы только квалифицированный специалист, а мне осталось бы справляться о его здоровье и вести дела компании от его имени до тех пор, пока его отец не решит, кого посадить на его место, или пока сам Глеб Самойлович не соизволит проснуться и вернуться в мир живых и работающих…
Вообще, кома — идеальный вариант. За больным мне бы однозначно пришлось убирать утку, а за коматозником следит медсестра… Блаженно улыбаюсь, шинкуя пекинскую капусту для салата. Потом вспоминаю, что перед сном ещё должна буду постирать все вещи и дождаться окончания работы машинки, чтобы развесить и высушить все до завтрашнего дня. А завтра… да, это та самая причина, по которой я позволяю себе приятные мысли о коме начальника… ведь завтра — суббота. Мой выходной день! Единственный, на неделе, потому что в воскресенье я занимаюсь уборкой всей квартиры в первой половине дня, а вечером — готовлю все важные документы для Глеба Самойловича на понедельник, проверяю все его расписание на неделю, созваниваюсь со всеми (безумно недовольными звонком в вечер воскресенья) начальниками отделов, напоминая о том, какие отчеты должны быть готовы к утру. И всё. На сон мне остаётся ровно семь часов — если начну все делать ровно в восемь утра. Проверяла.