Я сплюнул кровь в лужу.
Из небытия выплыло и отчётливо встало передо мной воспоминание о том самом первом её сообщении, когда я слонялся по комнате, не зная, звонить или не звонить.
Это была не просто мнительность. Я не мог этого знать, но чувствовал, что этим звонком сломал что-то, как будто при помощи Майи враждебный мир сделал трещину в моей скорлупе, и в эту трещину хохоча влезла орда мелких чертей, отравивших мою жизнь. Я вспомнил, что тогда почувствовал какую-то холодную слизь на шее или на плече, непроизвольно дёрнулся, шампур выпал из рук того дяденьки во дворе — пространство поколебалось.
Лес всё ещё был берёзовым, довольно редким, но никак не заканчивался. Часть берёз была искривлена. Некоторые настолько, что нагибались почти до земли, как будто под невыносимым давлением.
Я вспомнил рассказы отца во время прогулок в деревне. Видя такие изогнутые стволы, он говорил, что здесь — аномальные зоны, и их границы можно определить по линиям, в которые выстроились кривые деревья.
Я обошёл с разных сторон дерево с горбатым стволом, пытаясь мысленно прочертить линию, и заметил пятно впереди. Какое-то здание. Долго-долго нельзя было его разглядеть, а потом оказалось, что это шалаш из брезента и веток. Я стал изучать, что внутри, — контейнер из-под охлаждённой курицы, пустые бутылки от минералки, прокладки, салфетки — и не сразу понял, что обознался, здание стояло сразу за шалашом.
Это был трёхэтажный дом с колоннами. Брошенная усадьба. Часть окон заколочена, часть пуста.
Я так замёрз, что стало совсем наплевать на сомнения и условности, просто хотелось попасть в помещение, пусть даже и неотапливаемое, только бы не оставаться больше на этом открытом пространстве, где в любой момент неизвестно откуда могла прилететь чёрная, как сгустившаяся часть тьмы, стрела.
Но я не торопился, обогнул дом кругом, прислушиваясь. Подошёл к парадному входу, ведшему на ротонду. Ротонда была посыпана мокрыми сгнившими листьями и просто кусками грязи, которые раньше были газетой, одеждой, пищей. Подёргал безрезультатно дверь под крыльцом, наверно, бывшую дворницкую, она была забита крест-накрест, ещё и с амбарным замком, а потом поднялся по широкой круговой лестнице на ротонду. На стенах были барельефы с женскими лицами. Толкнул парадные двери с размашистым граффити поперёк. Повеяло гнилью, калом. Пол был в выбоинах и соломе, из провалов торчали паркетные доски, и когда я сделал шаг, доски издали такой громкий скрип, что если кто-то здесь был, то он уже точно знал о моём вторжении. Я громко спросил «есть кто-нибудь?», давая понять, что я не застигнутый вор, а человек, который хочет привлечь к себе внимание.