Забор был очень высокий, свежий, сияющий — ни одной рекламы, которыми ограждения у трассы обыкновенно бывают густо залеплены. Только у поворота виднелась растяжка: «2020 год — здесь будет Остров радости». Отойдя к дороге, я разглядел кран подъёмника, бетонный остов, из которого торчали пучки свай, в проёмах были видны разбитые стёкла, хлам, грязь, ржавчина, прогнившие створки. Интересно, как из таких компонентов здесь собирались собрать «Остров радости». Я пытался представить себе эту жутковатую радость, когда совсем близко ко мне, чуть не зацепив боковым зеркалом, пронёсся чёрный микроавтобус с тонированными стёклами. На задних дверях я разглядел перекрещенные меч с копьём и крупную белую надпись «На Священный Иерусалим!».
Бегом я вернулся к Абрамову.
— Давай вон за тем автобусом!
— Ого! Погоня, — Абрамов завёл мотор, но тут же как будто бы что-то вспомнил, замедлился, придирчиво оглядел меня. — А знаешь, что тебе нужно сделать? Сменить причёску. Постричься.
— Что?
— Знаешь, так говорят? Новая причёска — новая жизнь. Постригись, как я, коротко. Хотя у тебя, наверное, странная форма черепа. Как и всё остальное. Ну знаешь. Странное.
Я взвыл.
— Ладно-ладно, он всё равно на светофоре застрял.
Не прошло и пяти минут, как автобус остановился у светло-серого, будто вытесанного из мела конструктивистского здания, из которого выступали крупные литеры «ДС Фрезер». Здание сияло огромными новыми окнами от пола до потолка. Чёрный микроавтобус занял последнее парковочное место. Почти все машины вокруг были бизнес-класса.
Из автобуса вышли двое парней — оба длинноволосые и худые. Они выглядели как музыканты, только у одного за спиной вместо гитары была завернутая во много слоев пенопласта алебарда, а у второго — круглый низенький щит вместо бас-бочки. Они остановились у входа, чтобы закурить.
— Я туда не пойду, — прошептал я ещё раньше, чем твёрдо решил это. Буквально пару минут назад я чувствовал что-то вроде азарта, но вот, похоже, иссякло действие целебной успокоительной настойки, и на свободу вырвался — без всяких переходов в виде апатии и тревоги — ужас, и так схватил меня, что не получалось даже пошевелиться. В этих будничных действиях двух парней, в их рассеянных взглядах, костлявой подростковой худобе таилось жуткое, как в овце с чем-то неуловимо волчьим во взгляде.
Стало ясно, какую я совершил глупость, что приехал сюда. Майя не любит меня. А эти люди скорее всего ненавидят. Они не приняли моих извинений. Они отрезали голову бабушкиной собаке. Теперь они меня убьют.
— Посмотри на этих парней, — сказал Абрамов. — Они похожи на тех, кто убивает людей за шутки? Больше похожи на тех, кому мама запрещает приставку больше двух часов в день.