— Если я не достану ящик, меня убьют. Это я знаю. Просто мне очень нужен ящик.
— На тебя, наверно, ещё действует анестезия, — покачал головой Абрамов. — Им плевать на тебя! Всем плевать на тебя! Сам подумай логически, что вам делить — тебе и ряженым попугаям этим! Ну стукнули разок по башке, подумаешь. Сидишь теперь с замотанной головой, как будто тебе снесло полмозга. Ты ведь даже не представляешь, какие мелкие у тебя проблемы! Вот у меня — да, проблемы случаются. Но видишь, я молчу. Я тебя не гружу, по головке не прошу погладить. А хочешь узнать, какие проблемы бывают у взрослых людей?
Я убрал с пиджака руки. Абрамов отряхнулся, покашлял в кулак. Было видно, что теперь ему было неловко, что он так накинулся на меня.
— Вообще-то не я надел этот бинт, а доктор, — решил оправдаться я.
— У тебя осталась ещё настойка? Можно допью?
Я был уверен, что настойка давно закончилась, но на донышке ещё оставалось чуть-чуть.
Абрамов налил её в пластиковый стаканчик с остывшим кофе с заправки и выпил, ужасно морщась.
— Ух, горько. Какое говно. Это что, чёрная водка?
— Это хорошая настойка. Она целебная и успокоительная.
Абрамов прислушался к организму, положив нежную руку на нежный округлый живот. Он впервые пил алкоголь на моей памяти — пусть и размешанный. Его глаза сразу приобрели особенный блеск.
— Ладно, — сказал Абрамов. — Давай так: я не буду ничего с тобой красть, просто подожду в тачке, а затем отвезу куда надо. Просто услуги таксиста. А ты потом сходишь к психиатру, я всё оплачу.
Я не знал, куда надо везти ящик, Путилов про это ничего не сказал и даже не оставил номер для связи — скорее всего, сперва придется доставить ящик домой, но я решил пока не грузить Абрамова этим.
— Психиатр это не врач, — сказал я.
— Ты самый херовый сосед в мире, — сказал Абрамов. — Шизофреник, который каждый день засоряет раковину. Ты в неё срёшь, что ли?
Абрамов произносил жестокие слова, но делал это с добротой. Абрамов меня полюбил и вот теперь заботится. Интересно, стерпел бы он это всё, если бы я не был таким харизматичным?
* * *
Мы ждали ночи.
Я долго дремал, прежде чем резко, в долю секунды, провалиться в глубокий сон.
Снова болото и снова лес. Почему я никак не могу из него выйти? В лесу ненатуральное освещение. Как и в реальной жизни, с головы у меня свисает бинт, который периодически падает на лицо. Я отгоняю его, как муху. Мне холодно, и я иду на маленькие огни. Кто-то зачем-то зажёг их, хотя в лесу и так слишком светло, лес освещает электрическая лампочка машины Абрамова. Ветер доносит стройные голоса. Это протяжная песня, похожая на церковную католическую, но звук тамтама подсказывает, что это нечто другое. Я останавливаюсь и напрягаю слух, но не могу разобрать не только слова, но и языковую группу. Непонятно ещё, мужские или женские это голоса.