– Откуда она взялась? – всхлипываю я.
Кейти обнимает меня за шею.
– Тише, Ви, тише. Всё в порядке. Помнишь татуировку? А след от пули? Это знак с той стороны, из нашего мира.
Но я не слышу ни слова, только кричу и вжимаюсь в диван.
Кейти стискивает мои пальцы на окровавленной, изрезанной руке. Мгновенно накрывает рану медицинской влажной салфеткой, и обезболивающее лекарство действует, боль стихает.
– Вот и всё, – говорит она.
И голос у неё такой спокойный и уверенный, что не поверить невозможно. Я прихожу в себя и медленно киваю. Кейти осторожно снимает салфетку.
Я отстранённо рассматриваю алые буквы, будто они написаны не на моей коже, а на листе бумаги.
– Кто мог это сделать? – спрашивает Кейти. – Кто знает, что отметины на коже видны в обоих мирах?
Глядя на букву «Э» я радостно улыбаюсь.
– Только Элис. Она хочет нам что-то сообщить. Наверное, о третьей книге. Похоже, завтра в полночь нам надо пойти в ближайший банк.
Кейти хохочет.
– Ах ты чудо яйцеголовое! Не в банк, а на станцию метро.
– Элис —
Я просыпаюсь рано. Всю ночь мне снилась кровь и ножи. Едва встав с кровати, ощупываю тайник за батареей. Нож на месте. Я завернула его в розовый шёлковый шарф и затолкала подальше. «Сердце-обличитель» бьётся совершенно спокойно, что бы ни писал Эдгар Аллан По. Одевшись, я прячу свёрток в боковом кармане сумочки. Наверное, можно было бы просто вымыть нож и положить обратно в ящик на кухне, но в детективах, которых я в последнее время пересмотрела, пожалуй, слишком много, обязательно находится способ отыскать нож по оставленному разрезу. А потому этот нож у меня на кухне больше не появится. Я уношу его из дома. Мне пришлось вырезать несколько слов на руке Виолы, но я не собираюсь вспоминать об этом всякий раз, когда мне захочется разрезать яблоко.
Выйдя из дома, я сворачиваю в узкий проулок, куда выставляют ящики с мусором. Вскоре попадается и то, что мне нужно. Ящик почти до отказа заполнен мусором, крышка приподнята. Поблизости никого, а из окон меня не видно. Быстро разворачиваю шарф, осторожно засовываю нож в пластиковую коробку, торчащую из мусора, и запихиваю её подальше вглубь, стараясь не испачкаться о край ящика.
Избавившись от ножа, я вздыхаю с облегчением. Ещё бы протереть руки антисептиком… Завтра мусор заберут, и нож навсегда исчезнет из моей жизни.
Дэнни я дожидаюсь снаружи, у кафе. Машины медленно ползут мимо, окна опущены. Жарко. Доносится вещание сразу трёх радиостанций, перекрикивающих друг друга. Мне не по себе. Вчера вечером я изрезала руку своей лучшей подруге. И тот, кто рискнёт назвать меня чокнутой психопаткой, окажется недалеко от истины. Сердце будто сжимает чья-то холодная рука. В проезжающем двухэтажном автобусе я вижу своё отражение: тёмные очки, кепка и толстовка с капюшоном – вылитая знаменитость, сбежавшая из центра реабилитации, проще говоря, из психушки. Я даже губную помаду дома оставила. Мама пришла бы в ужас, заметь она меня сейчас.