Августейшее собрание безмолвствовало, краем глаза поглядывая на хрипящего генерал-адмирала и с ужасом взирая на монарха, в глазах которого плескался адов огонь. С лицом Мефистофеля, зачитывающего приказ лемурам, император достал из папки увесистую пачку бумаги и аккуратно положил ее на стол, прижав ладонью.
– Это дарственные. От имени каждого из вас в них описано, что конкретно вы лично жертвуете на дело возрождения России. Назовём эти добровольные пожертвования взносами в фонд Минина и Пожарского. Все собранные средства пойдут на школы и больницы, заводы и фабрики, дороги и корабли, чтобы построить все в кратчайшие сроки. Можете считать это платой за попытку дворцового переворота, а также, – император уперся глазами в Александра Михайловича, – за непротивление злу, какими бы христианскими ценностями оно не оправдывалось. Подписавшие могут быть свободны… Пока… Не подписавших в фойе ждёт конвой. А вот теперь у меня всё…
Вечерняя газета «Время» в этот день опубликовала редакционную статью под заголовком, выполненным аршинными буквами: «Тайна»:
После буйных ликований по поводу завоеванной свободы, после длительных словоизвержений относительно того, «как же распорядиться этой свободой», мы вступаем в новый период, странный, непонятный и грозный. Этот последний период нашей общественно-государственной жизни не проходит под светлою сенью знамени свободы. Наоборот, мы все чувствуем, что он уже заштемпелеван отвратительным клеймом самого глубокого средневековья. К нам применяют методы насильничества, равно бесконтрольно и на верхах, и снизу.
Наверху развиваются тенденции… сказал бы «макиавеллизма», если бы не составил вполне определенное мнение о наших руководителях. Ведь Макиавелли, как никак, был величайший государственный ум. Какие-то облака загадочной тайны постепенно начинают окутывать верхи нашего Олимпа. Нам, свободным гражданам, как и в былые времена, настоятельно рекомендуют оставаться за закрытой дверью, за которой вершатся государственные дела.
К трем «завоеванным» принципам – свободе, равенству и братству, прибавили четвертый – тайну. Не всякие тайны хороши. Есть такие, от которых «Боже упаси». Инстинктивно мы чувствуем, что тайны, которые от нас тщательно хоронят, совсем не светлые, радостные тайны.
И тревога общественная, может быть и недостаточно обоснованная, растет и ширится, подрывает веру в возможность лучшего будущего родины, окончательно развенчивает недавних любимцев и любимчиков. Эта снова вошедшая в моду «государственная тайна» разгадывается темной, непросвещенной массой с излишней, но, разумеется, пагубной простотой. – Начинают скрывать, значит, творится что-то неладное. Надо, братцы, своим умом начать жить. Надеяться то, видно, не на кого! И начинают решать вопросы по-своему, особенно, когда им эти антигосударственные решения еще нашептываются частью невежественными, а частью явно злонамеренными людьми.