– Естественный отбор, – пожал плечами Столыпин, не замечая недовольно фыркнувшего Балакшина, – зато оставшиеся обеспечивают потрясающий рост сельского хозяйства!
– Это понятно, – император выглядел как школьный учитель, пытающийся наводящими вопросами вывести к правильному ответу нерадивого ученика, – но что стало с теми, кто разорился?
– Они пополнили ряды безработных.
– И сколько таких вы ожидаете в России в случае реализации вашего предложения?
– По имеющемуся у меня опыту из 10 переселенцев на хуторы, восемь смогли стать на ноги…
– Хорошо, поверим, – кивнул император, – остается 2 из 10, или в масштабах страны – 24 миллиона… И куда их прикажете деть?
– Они станут трудовым резервом для заводов.
– В условиях нашего сурового климата и извечного спутника бедняков – голода, они станут скорее кормом для ворон и диких зверей. Тем более, что вся российская промышленность насчитывает всего три миллиона рабочих… При этом имеется дефицит квалифицированного труда. Неграмотные, не умеющие обращаться с машинами, на заводах не нужны. Что будем делать с никому не нужными? Это ведь такие же подданные России, как и все остальные.
Столыпин молчал. Аргументы кончились. Оставались дежурные фразы про милосердие к сирым и убогим, но он чувствовал, что здесь и сейчас они будут катастрофически не к месту.
– Крестьянство – естественный трудовой резерв для индустриализации, – сделал еще одну попытку император, – кроме как на селе, нам больше негде брать рабочих для строящихся заводов. Но надо ли при этом доводить крестьянина до крайней степени истощения и ожесточения? Каким он тогда придет в город? И будет ли он вам благодарен за такую «заботу»?
– Но мировой опыт не предполагает другого пути, – уже не так уверенно пробормотал Столыпин.
– Наличие мирового опыта – это хорошо, – император поедал глазами свежеиспеченного премьера, – но России редко подходит слепое копирование чужой истории и она уже не раз демонстрировала свой особый путь развития. Было бы глупо не попробовать найти его еще раз. Ваша беда в том, что вы, следуя опыту современных индустриальных держав, хотите предложить нашему крестьянину выбор из двух зол – смерть от голода в деревне под забором более удачливого соседа или переселение в город на любых условиях, работа за любые деньги, а фактически – создание огромной революционной массы, смертельно ненавидящей своих работодателей, своих более успешных соседей в деревне и, конечно же, власть, благодаря которой они оказались в таком положении. 24 миллиона ненавидящих вас душ, Петр Аркадьевич! Вы представляете, что произойдет, когда эта горючая масса рванет? От нас с вами и от всей страны не останется и мокрого места!