– Позвольте, Ваше Величество, – перебил своего шефа генерал, – на офицерском собрании было принято именно такое решение. Со своими воевать не будем… Но и для неподчинения приказу требуется обоснование…
– Нет у меня для Вас никаких обоснований, Владимир Михайлович, – вздохнула императрица, – но я уверена, что мой сын, написав эти необычные письма, предчувствовал, что может произойти в его отсутствие и перед каким выбором вы окажетесь. А значит всё происходящее – не эксцесс исполнителя и не случайность. Каждое действие императора и даже каждое слово имеет смысл, но я представления не имею – какой. Так что на этот раз не ждите от меня распоряжений, генерал, ступайте и выполняйте свой долг так, как Вы себе его представляете…
– Ах Никки-Никки, – прошептала Мария Федоровна, глядя из окна, как взлетает в седло командир кавалергардов и срывается с места в аллюр крохотный отряд, – что же ты задумал? Кто еще, кроме моряков и гвардии, получил твой необычный приказ «вскрыть в случае, если…» и что они сейчас делают?
* * *
Стоя перед иллюминатором крейсера и глядя на проплывающие мимо ледяные поля замерзшей Балтики, император задавал себе тот же вопрос – «что сейчас делают те, кто получил от него пакет с инструкциями на этот пожарный случай»? В голове привычно складывались события политического пасьянса. Сколько он уже сложил их за свою прошлую жизнь – не сосчитать. Но этот был любимый, потому что первый и потому что именно благодаря ему он вознесся на самую вершину власти. Можно сказать, классический гамбит с перехватом инициативы и власти, впервые опробованный в прошлой жизни на старших товарищах по партии, шёл вроде как по маслу. И вот именно это «вроде как» смущало императора, не давало покоя и заставляло ещё и ещё раз прокручивать события последнего месяца…
В дебюте он планово напугал аристократов потерей наследственных привилегий и привычного казённого содержания. Демонстративно затеял ревизии. Окружил чиновников «товарищами» из числа их врагов, в деталях воспроизвёл свою комбинацию из прошлой жизни 1926–1927 годов, шокировав партию объявлением об отказе от мировой революции, подсунул Троцкому в заместители Ворошилова, а потом исключил всю «святую троицу» из политбюро и ЦК. И всё это на фоне старательно муссируемой информации, что он – Сталин – серенький партийный бюрократ, у которого из оружия – только пресс-папье да чернильница.
Дебют в 1926 удался на славу. «Демон революции» закусил удила и, почти не таясь, начал готовить госпереворот. Отмашку дал после смерти Дзержинского – и на всём скаку влетел в расставленные силки. Сейчас, в своей новой жизни, император, как прилежный ученик, аккуратно повторил домашнее задание, снова спровоцировал противника рвануть в поспешную неподготовленную атаку… Что тогда не так? Там был Троцкий, тут – Витте. Там – Каменев и Зиновьев – тут великие князья Александровичи… И даже уши иностранных разведок из-за их спин торчат очень похоже. Но почему скребёт, как мышь за стеной, тревожная мысль, что он упускает нечто важное? Из-за чего создаётся впечатление, что и Витте, и Александровичей ему просто скармливают? Или ещё хуже – используют их, как живца… В прошлой жизни всесильные и непотопляемые Витте и Александровичи были почти одновременно отстранены, выкинуты из политики и скоропостижно скончались после Кровавого воскресенья. Сейчас история повторяется? Два совпадения подряд – это закономерность, не так ли? В чьей же комбинации устранение этих господ является шагом к цели и что это за цель?