С удивлением посмотрела на нее и кивнула. Пусть она сейчас не видит – наверняка посмотрит в записи на мониторах.
Вышла на улицу и пошла искать тот перекресток, где сидел несчастный мальчишка. По пути невольно рассматривала прохожих. Странные они все-таки. Пусть я теперь понимала, что проблема во мне, но все равно взгляды у местных жителей какие-то пустые. Дара была живой. Ее мать с отцом, кстати, тоже. Гадалка эта, хоть и потрепанная жизнью дама, а все равно какой-то огонек в глазах. Теплится. Вот мимо меня мужчина прошел. Вроде абсолютно нормальный. Одет неплохо. Не богато, но и не стыдно. Рубашка отглажена, брюки хоть и не новые, но чистые. Может, жена за ним следит или сам молодец. Но как посмотришь в глаза, так уныние такое накрывает, словно ноябрьский ветер тебе под одеждой косточки перебирает холодными пальцами. Взгляд потухший и не живой. Ему уже ничего от жизни не надо: поесть, поспать, прогуляться привычным маршрутом или просидеть за рабочим столом восемь часов, и все сначала. И так у большинства. Те, в ком искра жизни горит, куда все делись-то? Неужели поголовно уехали за перевал? Поэтому дома пустые и стоят. Что же этот город так покалечило и можно ли его вылечить?
Я ощущала себя так, будто я единственная живая хожу среди царства теней. Как-то странно выходило, что мертвая девочка имеет больше желания что-либо сделать и изменить, чем те, кому это вроде как положено по статусу живых.
Мальчик так и сидел на бордюре. Увидел меня, перестал плакать, вытер кулачками слезы и поднялся.
– Ты нашла мою маму? – спросил он.
– Пока нет. Но мы найдем. Моя подруга как раз работает над этим. Я пришла поговорить, – села на корточки возле него, чтобы быть на одном уровне. Он тоже опустился обратно на бордюр.
– Я домой хочу!
– Знаю. Завтра или послезавтра мы найдем твой дом. А сейчас не хочешь пойти куда-нибудь, где более уютно? Под крышу. Поспать в кровати…
– Я не сплю. И мне нельзя никуда уходить отсюда. Мама сказала ждать ее здесь.
Тяжело вздохнула и посмотрела на небо. Про навязчивые желания гадалка была как нельзя точна. Тут как в стену лбом бьешься, а он только одно твердит.
– А когда мы найдем, где живет твоя мама, ты же к ней пойдешь?
– Нет. Она сама придет сюда и заберет меня, – насупился мальчик и собрался снова заплакать.
– Боже, как с тобой сложно! Хорошо. Расскажи, что произошло после того, как тебе сказали ждать здесь.
– Я не помню!
– Ты говорил про дядю в машине. Это же помнишь?
– Да… – пробормотал он, насупившись.
Я взяла его за ладошку, чтобы успокоить, и вздрогнула. Кисть была ледяной. У меня аж пальцы сразу онемели. Появилось ощущение, как будто из меня высасывают тепло. С трудом удержалась от того, чтобы не отдернуть руку. Вот он точно мертв. А я тогда что?