Я задвинула окно, закрыла его на щеколду и проверила рукав. Матрешка выпирала из ткани.
Я сделала это.
Нашла и забрала сокровище у врага.
Я подняла глаза на Алексея. Он удивленно уставился на меня, но спрашивать не стал. Ольга молчала, прижимая к лицу платок. Мы не разговаривали, ничего не объясняли.
Алексей знал, что у моих проказ есть цель. Ольга просто перестала меня ругать.
Но на этот раз… на этот раз, думаю, она бы мной гордилась. И все же я не сказала им о матрешке. Если бы папа хотел, чтобы они знали, то рассказал бы им сам.
Тряская езда мучила Алексея больше, чем томительные часы, проведенные в постели. Большую часть пути мы с Ольгой пытались массировать ему ноги. Все трое вздохнули с облегчением, когда приехали на Тюменский вокзал. Я позволила им выйти из экипажа первыми, затем переложила матрешку из рукава в небольшое пространство в декольте. Нельзя сказать, что природа настолько одарила меня, чтобы декольте полностью скрывало предмет, но в пальто никто ничего не заметит. Если, конечно, не будет со мной обниматься. Но я не собиралась никого обнимать, тем более Юровского.
Он заставил нас погрузить свои вещи в специальный поезд № 8. Нас, девочек Романовых и Алексея, посадили в грязный вагон третьего класса вместе с группой большевиков. Ничего похожего на императорский поезд.
Наших слуг и друзей отправили в товарный вагон и усадили на грубые деревянные скамьи. Татьяна один раз выразила свое несогласие. Второго протеста большевики не допустили.
Я сидела у окна, и сердце мое стучало по дереву матрешки. Я ожидала, что рука Юровского вот-вот скользнет в сумку. Он заметит потерю. И остановит наш поезд.
– Поехали, – поторопила я дрожащий локомотив. – Быстро, быстро.
Паровоз издал предупреждающий свист.
Покачивание. Потряхивание.
Мы медленно двинулись прочь от станции. Я едва дышала. Юровский стоял на платформе, скрестив руки на груди, и наблюдал за нашим отъездом. Скоро он заметит легкость своей сумки. И поймет, что это я, когда увидит разгромленную комнату.
Поэтому, когда поезд набрал скорость и мое окно прошло мимо Юровского, его глаза встретились с моими…
И я подмигнула.
Я цеплялась за победу, одержанную при возвращении матрешки, чтобы не думать о будущем. Но в конце концов настоящее настигло меня. Я больше не могла отрицать неизбежное.
Ссылка.
Однажды я себе это позволю. Один день, чтобы оплакать несбывшуюся надежду на спокойную жизнь, или на прощение суда, или на будущее мага.
Я села у окна, подперла рукой подбородок и расстегнула пуговицы на груди. Смазанный пейзаж скользил за окном, заставляя дыхание замедляться. Это было слишком – смотреть, как деревья, пашни и деревни исчезают из поля зрения навсегда. Каждый ствол, каждый лист, каждое оконное стекло – на один вдох дальше от дома. На один вдох ближе к неизвестности.