Форст было обрадовался свободе воли и действий, но, когда телега скрылась за углом, он понял, что остался один. Первый же торг с лавочником ввёл парня в ступор, а торгаш, «почуяв» наживу только что сам в карманы к нему не лез за монетами. Он опомнился уже под конец, когда чуть было, не отдал свой первый золотой — выбежал из лавки и плеснул холодной водой на лицо из поилки у коновязи. Без дедовского надзора и его хмурого, тяжелого взгляда и он, и торговцы вели себя не привычно. Форст понял, что к чему. Торг — это игра, игра на двоих, и дед, стоя в сторонке и, мысленно подбадривая внука, оказывал большее влияние на купца, нежели юноша.
Следующий торг он начал лишь спустя час, когда обошёл больше половины рынка, прицениваясь к покупкам. Но как парень не изощрялся, цена падала не охотно, и была всегда завышенной, за исключением парочки постоянных торговцев, которые знали его и деда в лицо, стараясь держать свою алчность в узде, сохраняя постоянных покупателей.
Набив котомку покупками до половины, он не спеша шёл по площади, прислушиваясь к общему гвалту и выдёргивая нужные ему фразы, но вестей было много больше, чем мог переварить юноша:
— Вы слышали, у Улкаса появилось новое снадобье? Говорят, ожоги хорошо лечит.
— Свежее мясо!
— Молодой человек, вам определённо подойдёт к лицу этот камзол! Куда же вы?
— Дресс опять задрал цены на стрелы…
— Да это всё Броули, кто-то раскурочил его кузницу и спёр весь металл.
— Да там же его и пять телег не вывезет!
— А ты откуда знаешь?
— Горячие пирожки!
— Я сегодня была в лавке достопочтенной Алаисы, видела чудесные лилии!
— Ах, эти цветы великолепны…
— Леденцы на палочке!
— Лето обещает быть жарким, ка бы пшеница не усохла.
— Да не переживай ты! У нас же маги есть, помогут.
— Дороговата их помощь в последнее время…
— Не спорю, но без них урожай можно вообще не получить.
— Кому семечек? Семечки!
— Дяденька, помогите! — Вычленил он из общего шума. — Помогите, прошу, дяденька!
Форст присмотрелся к просящему. Мальчишка лет семи-восьми, в донельзя замызганной рубахе и столь же рваных штанах. Босые грязные ноги переминались на холодных камнях мощённой площади. Засаленные кудрявые волосы стояли колтуном, а по впалым щекам катились слёзы. Он осторожно тянул парня за край рукава, не смея схватить понадёжнее, и, пытаясь привлечь его внимание, называл его неподходящим для подростка обращением. Какой он дяденька? В шестнадцать-то лет. Но малец всё же добился того, чего хотел. Форст не отпихнул оборванца, но спросил, чего тому надо?
— Дяденька, там братик в беду попал, дяденька! Папка опять напился, бьёт нас, я убежал, а братик нет. Дяденька, помоги, выручи братика! — Чуть ли не на одном дыхании выпалил ребёнок и добавил чуть слышно. — Была бы маманя жива, она бы защитила, она всегда защищала…