* * *
Сухопарый и прямой граф Александр Романович Воронцов, принимал у себя по четвергам. Посещали его малое количество, весьма близких ему по духу, людей.
— Князь — то наш, Таврической, не худо устроился, — говорил надменным тоном, ухоженный красавец князь Куракин, проговаривая новую фамилию Светлейшего князя с издевкой. — У него в Яссах…
— Уж знаем! — перебил его, восседавший на широком диване, дородный, нарядно одетый, с туго подвязанным на заплывшей шее, белым шелковым платком, Денис Фон Визин. — У него царский дворец в Херсоне, огромный дом в Кременчуге и Николаеве. А в Яссах, я слыхал, он занимает дворец молдавского господаря.
— И токмо лишь? А про преогромный, строящийся дворец в Екатеринославле с четырехэтажным корпусом, вы не слыхивали? — спросил с сарказмом граф Александр Романович Воронцов.
— И сие, не считая его дворцов в Петербурге и Москве, — заметил воспитатель Великих князей, низенький граф Николай Салтыков.
— Ну, сии дворцы по сравнению с теми — чепуха! — лениво заметил Фон Визин.
— А что он построил себе в Крыму? — полюбопытствовал князь Куракин.
— Пока не слышно, чтоб он что-то строил тамо, — ответил граф Салтыков, — видать и он не вездесущ.
Фон Визин возразил:
— Кто-то мне сказывал, что и тамо архитектор Иван Старов строит ему дворец из розового мрамора.
— Розового мрамора! Где это?
— Кажется, в городе Карасу-Базаре.
— Каков сей Потемкин все ж таки дурень, — вдруг, усмехнувшись, изрекла княгиня Екатерина Романовна.
— Паки, какие-то новые выкрутасы? — лениво потянувши свое неподъемное тело, полюбопытствовал сочинитель Фон Визин.
Екатерина Романовна, кивнув в сторону Александра Романовича, поведала:
— Написал нам наш брат, граф Семен Романович из Лондона, что сей Циклоп, надумал выписать из Британии сюда на юг России, якобы для населения пустых земель, кого бы вы думали?
— Кого же?
— Партию преступников и арапов!
Фон Визин фыркнул:
— До чего дошел, сей бездельник и расточитель России! И чем же кончилось сие предприятие?
— Граф Семен отписал государыне, что стыдится доставить просимое под скипер императрицы Екатерины, и она отказала ему в сей затее.
— Вестимо, — глубокомысленно заметил Николай Новиков, московский издатель книг и друг Фон Визина, — сии бандиты могут отпугнуть тамошних мирных и трудолюбивых колонистов, а сами каторжники, непривычные к работе, вернутся к грабежам и разбою.
Княгиня Дашкова бросила на него косой взгляд:
— Да, полноте, в Аглинских землях, я знаю, в тюрьму сажают за кражу лопаты или даже носового платка. Какие же они несносные преступники? — заступилась она за презираемого ею Потемкина, для коей справедливость была дороже всего. — Я знаю, — добавила она, — что князь Потемкин весьма рачительно относится к переселенцам, и ежели открываются какие оплошности, князь не оставляет оного без своего внимания. Он хороший хозяин и организатор всех дел, в оном ему не откажешь. Императрице он сказывал при мне, что незасеянная земля — позор для хозяина, свидетельство его нерадивости, а возделывание ее — источник богатства. И он прав, разве не так, господа?