— Ещё недельку здесь побыть. Я играю аккуратно, сильно фраерам кровь не пускаю[86], мне б на билет до Питера заработать.
Кунцевич усмехнулся:
— Хорошо, отдыхайте. Но у меня будет условие — иногда я буду вас кое о чем спрашивать, а вы обещаете делиться со мной информасьон. По рукам?
— По рукам, куда мне деваться. Вы только приставу о нашем уговоре скажите, а то он мне велел до вечера отсюда смыться.
— Скажу, не переживайте.
Когда жулик ушёл, титулярный советник потребовал письменных принадлежностей, написал записку и отправил её нарочным участковому начальнику.
Когда утром следующего дня Мечислав Николаевич вышел прогуляться перед завтраком, то увидел, что около крепости кучками по 10–15 человек собрались русские мастеровые и абхазские крестьяне. Несмотря на то, что собравшиеся никаких активных действий пока не предпринимали, лозунгов не выкрикивали, а просто лузгали подсолнухи и негромко переговаривались, Кунцевич кожей почувствовал исходившую от них угрозу. Это ощущение, по-видимому, испытывали все отдыхающие: не было слышно дамского смеха, лица гуляющих были напряжены, некоторые кавалеры, едва выйдя из гостиницы и заметив собравшихся, тут же уводили своих дам обратно, военные собирались группами и смотрели на незваных гостей весьма недружелюбно.
Гулять расхотелось, и титулярный советник поспешил в ресторанную залу. Капитан к завтраку не явился.
Трапезу чиновник закончил быстро — аппетита не было и он, едва коснувшись каши и выпив два глотка чая, поспешил в административное здание. Идти пришлось между группы мужчин в черкесках, вооружённых огромными кинжалами. Кто-то из абхазцев произнёс несколько слов на своём наречии, остальные собравшиеся рассмеялись. Мечислав Николаевич не сомневался, что слова были направлены в его адрес. Было крайне неприятно. Неволина он нашёл в его кабинете — участковый сидел за письменным столом и что-то быстро писал карандашом.
— Признаться, не ожидал вас сейчас увидеть, — сказал он, поднимаясь и протягивая руку, — ну садитесь, коли пришли.
— Я понимаю, местное население не слишком довольно распоряжениями следователя и выражает свой протест доступным ему образом? — спросил титулярный советник, усаживаясь.
— А вы проницательны, — усмехнулся капитан, — всё именно так-с и обстоит. Ни одна лавка в посёлке уже не работает, не вышли на работу служащие электростанции, прачечной и пекарни, работы на постройке водопровода также не ведутся. К полудню соберётся толпа человек эдак в полутыщу. Станут петь революционные песни, начнут кричать «Долой самодержавие», а потом… Что будет потом, одному Богу известно. У меня 15 стражников, половина из которых — туземцы, два десятка казаков и десяток чинов корпуса пограничной стражи. Плюс господа офицеры из числа отдыхающих. Патронов вдоволь, но долго мы всё равно не продержимся. Вашу гостиницу они спалят — она, что коробок спичек, а нас раньше или позже всех перережут.