— Это что же получается, — задавал потерпевшему резонный вопрос дежурный помощник пристава, — они вас сначала ограбили, а потом на извозчике в гостиницу отвезли? О здоровье вашем выходит беспокоились? Эдакие воры-филантропы? Да и деньги при вас остались, вы же сами утверждаете, что утром обнаружили в бумажнике семь рублей пятьдесят три копейки. Поверьте моему опыту, если бы вас и вправду обнесли, вы бы не только этих семи рублей не увидели бы, вы бы и самого бумажника лишились!
Чин полиции был столь убедителен, что обобранный сначала начинал сомневаться в том, что в отношении него было совершено преступление, а затем приходил к заключению, что действительно прокутил деньги в каком-нибудь заведении.
Если же пострадавший всё-таки проявлял настойчивость, его отправляли к околоточному надзирателю Набатову. Этот полицейский своего околотка не имел, так как по личному распоряжению полицмейстера заведовал в Кронштадте внештатной сыскной частью.
Кунцевич задумался. Помощник пристава думать бывшему начальнику не мешал — он проворно разлил водку по рюмкам, ловко опрокинул свою и стал доедать щи.
Коллежский секретарь поднял рюмку, повертел её в руке, выпил и начал размышлять вслух:
— Если жалобщик был настойчив, от него непременно отобрали бы формальное заявление — хотя бы для того, чтобы показать видимость работы, да и без регистрации по настольному реестру такое заявление не оставили бы — вдруг потерпевший, выйдя из полиции, пойдёт к прокурору. Однако, полицмейстер ответил нам, что жалоб на ограбления в «Порт Артуре» не имелось. Какой из этого делаем вывод?
Бестемьянов усмехнулся:
— Вывод очевиден.
— Да-с, вывод очевиден.
Оба полицейских служебную лямку тянули давно, и знали не понаслышке, как можно сокрыть преступление от учёта. Дело в том, что в настольном реестре, в котором регистрировались заявления, излагалось только краткое их содержание. Чин полиции, желающий скрыть преступление, вместо записи о том, что у господина Х. в неустановленном месте неустановленным лицом похищена известная сумма денег, указывал, что имярек сообщил о пропаже у него денег при неизвестных обстоятельствах. А статья 253 Устава уголовного судопроизводства, в том случае, когда признаки преступления или проступка были сомнительными, прямо предписывала прежде чем сообщить о происшествии чинам судебного ведомства, сначала удостовериться через дознание: действительно ли происшествие то случилось и точно ли в нем заключается признаки преступления или проступка. Естественно, что дознание в этом случае таковых признаков не находило, а, наоборот, убедительно доказывало, что потерпевший добровольно расстался с деньгами в питейном или ином увеселительном заведении. А чтобы прокурорский надзор не смог проверить правильность сделанных чином полиции выводов, материал дознания (состоявший из одного заявления потерпевшего) прокурору на проверку не отправлялся, а уничтожался путём сожжения в печи полицейского управления. В реестре же, в графе «отметка об окончательном исполнении» делалась запись: «дознание направлено в такой-то участок, такой-то части». На профессиональном жаргоне это называлось «отправить материал на Луну».