— Так точно-с! — кивнул головой Кунцевич.
— Вот и замечательно. Ну что ж, тогда не смею вас более задерживать. И не в службу, а в дружбу, мимо кабинета Власкова пойдёте, попросите его ко мне зайти. Незамедлительно.
«Кончилась сладкая жизнь» — подумал коллежский секретарь.
На Петербургскую он решил не ездить — в такую погоду поездка заняла бы весь остаток дня, и сразу же после обеда отправился на Офицерскую. К его удивлению, Гаврилов был уже там — сыскной надзиратель появился в его кабинете, едва Мечислав Николаевич начал снимать калоши.
— Беда, ваше высокоблагородие! — Говорил Гаврилов свистящим шёпотом.
Кунцевич, настроение которого после визита домой заметно улучшилось, сразу же приуныл.
— Ну? — сказал он, освобождая от калоши второй сапог.
— Околоточного на машинку взяли[7].
Коллежский секретарь прислонился к стене и застонал:
— Это точно?
— Точно. Городовой его узнал.
— Пся крев. Это какой же околоточный?
— Не наш он, не нашего отделения[8]. Городовой, что его опознал, из четвёртого участка Московской части перевёлся. Околоточный, фамилия у него Сериков, тоже там служил.
— И какого чёрта его на другой конец города понесло?
Гаврилов только пожал плечами.
— Начальству доложил?
— Никак нет, вас дожидался.
Кунцевич посмотрел на него с благодарностью:
— Как ты думаешь, может сказать Филиппову, что я был на месте происшествия?
Надзиратель отрицательно помотал головой:
— Я бы не стал. Следователь дюже на вас зол. «Я, — говорит, — здесь мёрзнуть должен, а ваш начальник в это время чаи с коньяком гоняет!» Спрашивал, не возвели ли вас в баронство.
Кунцевич выругался, смешав несколько самых отборных польских и русских ругательств:
— Ну ничего, пошлёт он мне срочное поручение, ответа дожидаться будет, пока ему самому барона не пожалуют. Ладно, пойдём сдаваться.
К удивлению коллежского секретаря, Филиппов отнёсся к его невыезду на место убийства довольно толерантно:
— Конечно, вы всю ночь работали, да и не знали, что полицейского убили, но впредь, Мечислав Николаевич, я всё-таки попрошу вас на такие серьёзные происшествия выезжать лично.
Кунцевич приложил руку к сердцу:
— Ещё раз, прошу простить.
— Прощаю, прощаю. Вы только этим делом не манкируйте, и к завтрашнему утру соберите как можно больше сведений. Ну и бумаги как можно больше испишите. Чувствую, стоять мне с утра на ковре у градоначальника, а без пухлой папки в руках там будет совсем неуютно…
В дверь кабинета постучали, и тут же её открыли, не дожидавшись ответа. В кабинет стремительно вошёл помощник Филиппова Инихов.
— Прошу простить, ваше высокородие, но дело срочное. Покойный Сериков первого сего февраля был уволен от должности и службы.