тогда как сфера государственных властей — столь же принципиально
ограниченной»
[138]. С другой стороны, теория прав человека создает радикальную новацию — свободу, независимую от всякого участия в политических делах, свободу индивида, отделенную от свободы политического сообщества, к которому он принадлежит, — такую идею в античности сочли бы «абсурдной, аморальной и недостойной свободного человека». (Карл Шмитт). Наконец, если права в принципе не имеют ограничений, обязанности, напротив, могут быть лишь ограниченными — потому, что они, будучи привязаны к социальной жизни, не могут быть изнанкой прав, присущих природе человека, и одновременно потому, что, с точки зрения теории прав, было бы противоречием мыслить безграничные обязанности по отношению к инстанциям, которые, как считается, всегда несут в себе угрозу индивиду. При таком подходе некоторые вопросы намеренно обходятся стороной, например вопрос о том, действительно ли и в каких именно обстоятельствах у коллектива могут быть права на индивидов, его составляющих. В лучшем случае всякое ограничение прав политической властью может получить статус лишь исключения.
Хорошую иллюстрацию того, как утверждение суверенности индивида обязательно вступает в противоречие с политической организацией общества, можно найти в предпринятых во время Французской революции попытках примирить права человека с правами гражданина, то есть решить вопрос, который во многих отношениях напоминает старую проблему единства души и тела.
Во второй статье Декларации 1791 года утверждается, что единственное предназначение прав гражданина — сохранение прав человека. Это утверждение повторяется в первой статье Декларации 1793 года. Тем самым революционное право стремиться, что совершенно очевидно, примирить субъективное право с объективным, естественное право — с позитивным, гарантировав таким образом объединение гражданского статуса и принадлежности к человечеству. Однако при Революции «естественного» человека на самом деле можно застать только в обличье гражданина. Одна из причин, вероятно, в том, что революционная власть пришла на место уже существовавшей государственной власти, тогда как американские Декларации прав были провозглашены в совершенно ином контексте и были нацелены на собирание нового политического образования из множества осколков и частей[139]. Руссо со своей стороны уже высказался о примате гражданина в своем знаменитом тезисе: «Нужно выбрать, кем быть — человеком или гражданином, поскольку невозможно быть одновременно и тем, и другим»