.
Двадцать лет спустя Гоше опубликовал новую статью, в которой он возвращается к той же проблематике, углубляя ее[169]. Здесь он уже не ограничивается утверждением, что «политика прав человека» ведет к коллективному бессилию. Он показывает также, что демократия, желая следовать подобной политике, подрывает «основания, на которых она покоится, и уничтожает те инструменты, которые ей нужны».
Как он поясняет, идеология прав человека выделяет внутри обществ юридическую составляющую в ущерб политической и социально–исторической: «Мы являемся свидетелями реванша права и, соответственно, заката политического и социально–исторического»[170]. Эта идеология, кроме того, отстаивает строго индивидуальные права. И «если на горизонте прорисовывается опасность, она в ослаблении коллектива перед требованием индивидов»[171]. В действительности, любая демократическая политика должна признать то, что общество, за которое она отвечает, превышает простую сумму индивидуальных составляющих, иначе в нем просто не было бы общей воли. Вот почему «политика прав человека в качестве демократической политики просто несостоятельна. Она терпит поражение в том, что способствует формированию общества, общий план которого ускользает от его членов. Она, конечно, может расширить прерогативы индивида в обществе; чем больше ей это удается, тем больше расплывается образ всей совокупности индивидов в целом; и тем меньше она становится понятной и управляемой […] Политика прав человека поворачивается спиной — и иначе она не может — к перспективам подлинного самоуправления коллективности»[172].
Итак, как уточняет Гоше и в других текстах, демократия «является и должна быть самоуправлением коллективности в целом, а не только в частях. Она является и должна быть самоуправлением политического сообщества как такового, иначе правовые прерогативы членов и составляющих этого сообщества тут же окажутся иллюзорными. Демократия прав — это усеченная демократия, которая теряет из виду собственно политическое измерение демократии; она забывает факт политического сообщества, факт, на уровне которого в конечном счете как раз и определяется бытие демократии […] Утверждение индивидуального субъекта права во всей полноте его прерогатив влечет сокрытие коллективного политического субъекта демократии»[173].
«Есть два основных способа мыслить метаполитическое человечество, то есть человечество, которое превзошло или преодолело свое политическое состояние, — отмечает Пьер Манан. — Это человечество, организованное правом, и человечество, живущее нравственно»