.
Равным образом мы приходим к реабилитации понятия принадлежности определенному политическому сообществу, без которого свобода, равенство и справедливость остаются всего лишь бездейственными абстракциями. Такая принадлежность, никоим образом не изолируя индивида и не угрожая его бытию, дает ему, напротив, «возможность быть значимой единичностью, — пишет Рево д’Аллон. — Чтобы “политически” обосновать права человека, политику и гражданство нужно мыслить не только во вторичном горизонте гарантии субъективных естественных прав, но и как первичное условие, которое обосновывает действенное осуществление совместной жизни. При этом — два этих момента очевидно связаны — также надо пересмотреть вопрос индивидуалистического обоснования социального и начать мыслить индивидуальную единичность через единичность принадлежности или даже множественную единичность. Последняя опирается не на индивидуальное обоснование, а на отношение к общему миру. Поскольку, если “право на обладание правами” неотделимо от принадлежности к организованному политическому сообществу, которое именно по этой причине не сводится к ассоциации индивидов, незаменимая единичность человека обусловлена не своим самодостаточным основанием, а принадлежностями к той или иной группе, которые дают возможность его индивидуации»[186].
Наконец, нужно отказаться от той идеи, что всегда есть противоречие между индивидуальной свободой и социальной жизнью, переопределив в то же время свободу в том смысле, который бы соответствовал «свободе древних» в понимании Бенжамена Констана и «позитивной свободе» Исайи Берлина, которая неотделима от активного участия в публичной жизни, тогда как свобода Нового времени или негативная свобода заключается в ряде прав, позволяющих отказаться от этого обязательства.
Свобода — не только личная возможность. Для осуществления ей требуется определенное социальное пространство. Вот почему нельзя довольствоваться определением, фигурирующим в четвертой статье Декларации прав 1789 года: «Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому». С одной стороны, индивидуальная автономия и свободное осуществление способностей и потенций — не субъективные права, поскольку они, напротив, соответствуют острейшей социально–политической необходимости. (Например, государственное образование, не может быть результатом некоего «права на образование», иначе оно было бы бесплатным, но факультативным. Обязательным оно становится именно из–за признания того, что образование составляет социальное благо). С другой стороны, индивидуальная свобода никогда не выполняется в обществе, которое само не свободно, а это означает, что не бывает частной свободы без свободы публичной. «Цель древних состояла в разделении общественной власти между всеми гражданами одной страны», — писал Бенжамен Констан