— Давай, Гриша, опрокинем по стопке за нас с тобой. Мы верно служили России, отправив на тот свет не один десяток убийц. Я их отстреливал, ты оприходовал и бухгалтерил по медицинской части. И вот за единственную осечку, как старый списанный «тэтэшник», подлежащий уничтожению, меня отправили на пенсию.
Чокнулись, выпили, закусили.
— Наливаем по второй, — предложил Пирожков. — Ведь я, Ваня, тебе в чем-то завидую. Теперь переключишься, отдохнешь от централа, двинешь с внуком к себе на огород. Природа, землица нужны человеку, они получше лекарств греют душу. А как забудешь о тюряге и расстрелах, работенку подходящую сыщешь. Опять же, в охрану тебя точно возьмут. И помни, таких товарищей, как ты, Иван, у меня здесь нет и не будет.
— Да, Москва устроила нам шухер по-крупному. — Пелипенко разлил остатки водки. — Ведь все начальство во главе с Папушей полетит. Ну а я, как палач, заодно.
— Не казни себя, Ваня, на воле помалкивай, чем занимался. Ведь убийцы и террористы — те же сорняки, чертополох, только среди людей. И прошу тебя, как друга, забудь, выбрось на помойку это слово.
На том друзья и расстались. Терешкин отправился совершать дневной обход, а Иван Афанасьевич достал из кармана обходной лист. Начать он решил с библиотеки, поскольку книг за ним не числилось и читал он только газеты, которые брал в дежурной части централа.
Опубликовав статью в «Вечернем Тригорске» и придя в себя после столь неожиданного расстрела Милославского, Фальковский взял отпуск на три дня за свой счет и уехал в деревню. С утра он хотел поправить забор, две крайние доски которого были сорваны местными мальчишками, порой совершавшими набеги в сад за яблоками и особо сладкими в это знойное лето грушами. Но молоток так и остался лежать на земле рядом с рассыпанной кучкой гвоздей.
Вчера в запечатанном сургучной печатью конверте ему по спецсвязи доставили письмо от президента России. Лежа в тени на траве и покусывая кисловатый щавелевый листок, Фальковский в который раз перечитал его.
«Уважаемый Анатолий Соломонович! Ознакомившись с Вашей статьей в «Вечернем Тригорске», выражаю Вам, как отцу, потерявшему свою дочь Анну Анатольевну, глубокое сочувствие и полностью разделяю чувства Вашей семьи. К сожалению, как президенту страны, мне и Правительству порой приходится принимать отнюдь не популярные решения, каковым, в соответствии с международными принципами гуманизма, стал указ о введении моратория на высшую меру наказания в России. Примите мои искренние соболезнования и толерантное, вне зависимости от своей должности, отношение к Вашей гражданской и человеческой позиции. Президент РФ Николай Кедров». Ниже шла приписка: «Исполнитель: Александр Климов, Канцелярия Управления делами Президента России».