«Разбирательство дел во всех судах открытое, за исключением случаев, когда это противоречит интересам охраны государственной тайны.
Закрытое судебное разбирательство, кроме того, допускается по мотивированному определению суда по делам о преступлениях лиц, не достигших шестнадцатилетнего возраста, по делам о половых преступлениях, и также по другим делам в целях предотвращения разглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц.
Приговоры судов во всех случаях провозглашаются публично»
Лозунг этот казался безопасным: даже самым благонамеренным гражданам не даете прочесть их книги, так проведите хотя бы «гласным суд» над ними, чтобы мы могли все сами узнать.
Требование застало режим врасплох — такого еще не бывало, чтобы советский человек что-то требовал. Пришлось им изобретать свою «гласность». Почти за два месяца до суда, 23 декабря 1965 года, глава КГБ Семичастный и генеральный прокурор Руденко писали в ЦК (а ЦК милостиво соглашался):
«В настоящее время Комитетом госбезопасности, совместно с Отделом культуры Центрального Комитета и Союзом писателей СССР готовятся соответствующие публикации в печати, в которых будет раскрыт истинный характер “литературной деятельности” СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ. В целях обеспечения более подробной информации общественности и пресечения аналогичной деятельности со стороны отдельных враждебно настроенных лиц, представляется целесообразным дело СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ рассмотреть в открытом судебном заседании Верховного Суда РСФСР и осудить преступников за изготовление и распространение литературных произведений, содержащих клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй, по части 1 статьи 70 УК РСФСР к лишению свободы. Судебный процесс предполагается провести в начале февраля 1966 года под председательством председателя Верховного Суда РСФСР тов. СМИРНОВА Л. Н. с участием государственного обвинителя — помощника Генерального прокурора СССР тов. ТЕМУШКИНА О. П. в зале судебных заседаний Верховного Суда РСФСР, вмещающем 100 человек, и пригласить на процесс представителей советско-партийного актива и писательской общественности. По нашему мнению, было бы целесообразным участие в судебном процессе общественного обвинителя из числа литературных работников. В этой связи считали бы необходимым поручить Союзу писателей назвать кандидатуру на роль общественного обвинителя. После окончания судебного процесса дать соответствующие публикации в печати и по радио.
Просим рассмотреть».
Но это были лишь общие пожелания. Конкретную разработку советского понятия «гласность» представил совсем другой человек, 20 лет спустя ставший зодчим «гласности» при Горбачеве, — Александр Яковлев, в ту пору заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК. Фигура теперь вполне историческая, не зная прошлого которой — не понять всех корней горбачевской «гласности». Вот как он определил тогда понятие «открытый суд»: