— Это не значит, что я подписалась их любить. Родителей, Митька, не выбирают. А ты любишь своих?
— Да, — сказал он не раздумывая. — Не все в них принимаю, но люблю… Мне их жалко бывает. Хотя, если честно, мне тоже бывает непонятно, почему они стараются всегда улыбаться.
— Это у них такой лайф-стиль. Хороший тон. Все просто обязаны сиять от счастья… Уроды, правда?
— А может, мы уроды?
— Может, и так, — согласилась Алена. — Может, мы уроды. Только мне наше уродство милее их поганой красоты. Давай заключим вечный уродский союз?
— Давай, — рассмеялся Митя.
Они стукнулись ладонями, а потом потерлись носами по древнему индейскому обычаю.
— Ну вот, брат мой по уродству, — прошептала очень тихо Алена, и глаза ее странно сверкнули. — Никуда мы теперь с тобой друг от друга не денемся. Нет ничего сильнее, чем союз двух уродов.
— Да чего тебе волноваться? — говорила Виолетте толстая девочка Вера с длинной косой. — Тебя Анечка любит. Ты поступишь. Все консультации прошла.
— Зато Шерхан на меня глазами сверкает, — фыркнула Виолетта.
Они сидели на лавочке в саду Липки, рядом с музыкальным училищем. Виолетта курила.
— А тебе Анечка курить не запрещает? — поинтересовалась Вера.
— Она не знает, — ответила Виолетта, гася окурок каблуком. — Черт, Верка, если я не поступлю, мне только удавиться!
— Поступишь, — вздохнула Вера. — У тебя дар Божий. Это я пою как телега несмазанная. Так что придется еще два года в школе колбаситься. Ненавижу эту школу. Все дразнятся. Вот бы им нос утереть. Представляешь, приходят они на спектакль, а там я. Вот у них рожи перекосятся! — Она мечтательно улыбнулась.
Виолетта тоже ненавидела школу, но на своих одноклассников ей было в принципе наплевать. Просто не хотелось идти в парикмахеры. Не то чтобы профессия плохая, но Виолетте там точно будет не в кайф.
— Я ведь петь хочу, — пробормотала она. — Не так уж это и много…
Сегодня был первый тур.
— Пойдем, — сказала Вера, поднимаясь. — Только сожри таблетку валидола. А то от тебя пахнет как от пепельницы.
Виолетта только презрительно фыркнула.
— Пускай принимают такой, какая я есть, — мрачно сказала она. — Моя душа для меня важнее всего.
— Даже если придется из-за нее топать в парикмахеры?
— Даже если так, — кивнула Виолетта.
Аня волновалась не меньше, чем Виолетта.
Завидев ее еще издалека, она бросилась к ней.
— Виолетта… — начала она и тут же уловила запах табака. — Что это такое? Ты курила?
— Немного, — честно призналась та.
— Тебе надо прекращать, — сказала Аня, стараясь, чтобы ее голос был строгим и убедительным. — Ты будешь певицей. Все, что тебе дал Бог, надо хранить. Голос от курения меняется, слабеет.