Напомню вам, что в нашей стране церковь отделена от государства. И мы исповедуем атеизм.
Поэтому, если это украшение, снимите его.
— Нет, — хрипло сказала Виолетта, дерзко вскинув подбородок. — Не сниму. Никакой религии я не исповедую. Но не сниму.
— Почему? — вскинул он удивленно брови.
— Потому, — по-детски ответила Виолетта. — Не хочется…
Может, вы мне еще и платье снять прикажете, потому что оно вам не нравится. Это вы свой атеизм исповедуете, а я нет.
Она развернулась и пошла прочь, не обращая внимания на зловещую тишину, повисшую за спиной как грозовое облако.
Выйдя на улицу, Виолетта зажмурилась от яркого солнечного света. Солнце, смешавшись со злыми слезами, ударило по глазам.
— Вот и все, — усмехнулась она. — Те, что с крестами, идут прямиком по этапу. Я тоже. И фиг с вами, господа…
Когда звонкоголосая первокурсница оглашала список прошедших первый тур, Виолетта уже была дома.
Впрочем. Виолетты там, в этих списках, и не было…
— Вот уж не знаю, — пожала Ася плечами. — Сегодня просто идиотский день. Я с самого утра хочу плакать. А один раз… Только ты не смейся, Клаус, ладно?
— Я не смеюсь, — сказал светловолосый парень в затертых джинсах и черной майке с надписью «Лед Зеппелин» — Во всяком случае, пока…
— В том-то все и дело, вздохнула Ася. — Ты пока не смеешься. А потом начнешь. Ржать как сивый мерин. Ну и ладно. Смейся.
— Нет, по твоим-то словам получается, что я буду именно ржать.
— Ну и ржи… Так вот, у меня на секунду перехватило дыхание, потому что стало так больно и сладко… Потому что сегодня что-то произойдет. И это изменит мою жизнь. А может быть, вовсе меня расплющит. Что-то огромное.
— Тогда надо прятаться.
— Не хочется, — призналась Ася, глядя Клаусу в глаза своими распахнутыми, в пол-лица, глазищами.
Клаус эти Асины глаза-озера просто видеть не мог, потому что в такие моменты у него дыхание точно перехватывало, да так, что ему начинало казаться, что дыхания больше и не будет. Так и останется окаменевший Клаус.
— Ты просто воспринимаешь жизнь слишком остро, — сказал он, поспешно отворачиваясь. «Можно подумать, если бы Аська воспринимала эту распроклятую жизнь иначе, как сотни других, она была бы собой. Более того — была бы она, такая же, как все, тебе нужна?»
Ему казалось, что да, была бы, любая, толстая даже, потому что с прошлого года, когда они познакомились на рок-концерте, ему, завзятому донжуану и бабнику, никто больше не был нужен. Только эта девочка с распущенными по плечам темно-каштановыми волосами, в вечных джинсах и без капли косметики. Эта девочка, в глазах которой сверкали все бриллианты мира. Эта девочка, которая говорила странные вещи или вообще молчала целыми днями, улыбаясь чему-то внутри себя. Так они теперь и ходили вместе, держась за руки, — и ничего больше, потому что об этом большем он по отношению к Аське и подумать не мог.