Поезд сделал короткую остановку в Пльзене, в последнем чешском городе у новой границы с Германией, и Хвалковский вышел из вагона, чтобы спросить о последних новостях у офицера связи, стоявшего на перроне. «Мы ничего не слышали, — ответил офицер. — Кажется, что-то испортилось в телефонной связи». Хотя Хвалковский и не сказал об этом президенту Гахе, но он догадывался, что линии связи просто перерезаны. И они действительно были перерезаны — все, за исключением одной, что Хвалковский обнаружил позднее.
Но Хвалковский мог не догадываться, что, когда они ехали в восточном направлении к Германии и над Богемией начали сгущаться ночные сумерки, нацистские войска уже просачивались через чешскую границу. До момента начала самого вторжения оставалось двенадцать часов, однако в Моравска-Остраве, на севере у польской границы, взвод эсэсовского полка «Адольф Гитлер» уже спешил к небольшому чешскому городу Витковиц. В Вит-ковице находился один из самых современных сталелитейных заводов в Европе, и немцы хотели быть уверенными, что он достанется им в полной исправности.
В тот вечер генерал Кейтель был вызван к Гитлеру и прибыл в имперскую канцелярию в девять часов. Он должен был получить приказы на вторжение и передать их генеральному штабу и главному командованию военно-воздушных сил. К его изумлению, он попал сюда в разгар вечеринки. Фюрер и его гости только что встали из-за стола; здесь же находились Геринг, только что приехавший из Сан-Ремо, Риббентроп, фрау Геббельс, Гиммлер и еще с десяток людей в военной форме и молодых женщин. Гитлер повел всех в гостиную, которая была оборудована для показа кинофильмов, и рукой похлопал по сиденью рядом с собой, пригласив на это место Кейтеля. Выключили свет, и, пока генерал ерзал на месте от нетерпения, на экране появилось название фильма «Безнадежное дело».
Гитлер в это время шептал Кейтелю: «Не беспокойся. Старик приедет не раньше десяти часов. Я дам ему два часа па отдых после дороги, а затем, в полночь, приму его».
Президенту Гахе и в голову не приходило, что, направляясь в Берлин, он шел прямо в западню. Правда и то, что он был старым человеком, и, однажды согласившись с реальными фактами Мюнхена и политическим господством Германии над Центральной Европой, он полагал, что, поскольку Чехословакия более не представляет опасности для Германии, то и для Гитлера она не может быть объектом вожделений. Разве его страна уже не находилась в орбите национал-социалистской Германии? Разве она не выполняет точно все то, что от нее требуют? Во всяком случае, разве не заявил Адольф Гитлер великим государственным деятелям Европы, что он вовсе не хочет иметь чехов в составе рейха, и разве он не присоединился к Англии, Франции и Италии в гарантировании независимости его страны?