«Искусная речь, хорошо обоснованная, умело аргументированная, — сказал Боденшатц. — Но это как раз те доводы, к каким фюрер питает величайшее презрение. Мы не можем согласиться с этими доводами, поскольку они содержат вопиющее противоречие. Бек отлично знает, какова позиция Германии; фюрер говорил об этом достаточно часто. И то, что мы хотим видеть урегулированным, это вопрос о Данциге и соединении Восточной Пруссии с рейхом. Это можно было отрегулировать без излишних осложнений, если бы не это англо-польское соглашение. А те-: перь...»
«Теперь вам придется начать войну, чтобы добиться этого, — вставил Стэлен.— Вы это имеете в виду? Судя по тону ваших газет, война не неизбежна?»
Боденпгатц отрицательно покачал головой: «Нет. Дела в настоящий момент сложились так, что, насколько это касается Германии и Англии, мы просто не имеем преимущества, Мы не так сильны, как вы, Англия и Франция, и особенно Франция. Вы решили выступать на стороне Польши — это основной вывод из сложившейся обстановки, который нас тревожит. В настоящий момент войны не будет».
На этот раз Стэлен потерял ориентировку. Он не понимал, зачем Боденшатц пригласил его к себе. Помощнику военно-воздушного атташе было совершенно ясно, что Боденшатц использовал его в качестве канала для информации французского правительства, во что означала вся эта болтовня, кроме того, что нацисты озлоблены поляками? «Что вы хотите мне сказать, генерал?» — спросил Стэлен. «Что Гитлер не предпримет никаких действий, пока не будет иметь всех козырей в руках».
Министр пропаганды Йозеф Геббельс, казалось, был в отличном настроении, когда вышел из ресторана отеля «Адлон» воскресным вечером 21 марта. Он отлично пообедал в обществе хорошенькой блондинки, молодой киноактрисы, и подумывал о том, как провести остальную часть вечера. Расставшись с хорошенькой актрисой, он присоединится к своей супруге в имперской канцелярии, где каждый вечер собирались министры и другие влиятельные лица, чтобы послушать фюрера, этого полуночника, полностью посвятившего себя одному делу и без устали говорившего до первых отблесков рассвета. Геббельс был рад, что Гитлер нашел в лице его жены близкого по духу слушателя и что она всегда находилась где-то около фюрера; это оправдывало отсутствие его самого (через нее он всегда был в курсе последних настроений фюрера) и занимало время фрау Геббельс настолько, что она не могла раскрыть похождений своего супруга. Он знал о ее подозрениях относительно его действий — практически каждый в Берлине сплетничал о его амурах с какой-нибудь моло-