Стэлен изложил содержание беседы с Герингом и затем добавил:
«Я убежден, что немцы нападут на Польшу в ближайшие четыре недели».
Выолемен не поверил ему:
«Уверен, что вас неправильно информировали. Правительство располагает совершенно противоположными 268
сведениями. Насколько мы понимаем обстановку, дела улучшаются, и не будет никакой войны. Однако на всякий случай мы уже приняли меры, чтобы встретить любую неожиданность ».
«Но ведь вопрос заключается не только в принятии мер предосторожности, — отвечал Стэлен. — Нам в посольстве в Берлине нужно точно знать, что предпримет Франция, если немцы нападут на Польшу. Нападем ли мы па Германию? Какие объекты мы будем бомбить? Разве вы не понимаете, что, видя наши приготовления, Гитлер будет убежден, что французы, вне всякого сомнения, предпримут наступление па Западе? Тогда еще можно будет надеяться, что он заколеблется и будет искать иное решение вместо войны. Но если немцы будут знать столько же о нас, сколько мы знаем о самих себе, то у меня не останется ни малейшего сомнения относительно будущего развития событий».
«Вы заходите слишком далеко, капитан Стэлен!»
«Меня послали в Берлин, чтобы собирать информацию, и я думаю, у меня нет никаких других обязанностей, кроме как с предельной ясностью докладывать ее тем инстанциям, где принимаются решения».
Вьюлемен глядел на него с беспокойством и раздражением, и Стэлен понял, что только их дружеские взаимоотношения сдерживали гнев генерала.
«Мне кажется, вы хотите все это рассказать министру, — заметил Вьюлемен. — Не надо. Он и так уже слишком нервничает».
«Но ведь это мой долг, генерал, рассказать об этом министру, а также и самому премьер-министру, — возразил Стэлен. — Мое молчание перечеркнет все то, что я делал в течение последних четырех лет».
Вьюлемен вздохнул:
«Ладно. Идите и доложите министру. Но только учтите следующее: у нас хорошие истребители, но нет бомбардировщиков. Немецкая авиация может нанести ответный удар силами, значительно превосходящими наши. Имеющиеся у нас бомбардировщики почти беззащитны от их истребителей и зенитной артиллерии. Правительство это знает. Сейчас я чувствую себя не лучше, чем во времена Мюнхена. Ничто из того, что вы доложите министру, не внесет каких-либо существенных изменений в обстановку».
«Все равно я должен доложить ему».
«Тогда докладывайте! И премьеру доложите тоже!»
В тот же день Стэлен был принят министром авиации. Ги ля Шамбр делал отдельные пометки, не проявляя особого интереса к докладу военно-воздушного атташе. Он не советовал молодому военно-воздушному атташе идти с докладом к Даладье, но обещал передать полученную от пего информацию премьеру. Сейчас Стэлен убежден, что Ги ля Шамбр так ничего и не доложил премьеру.