Хотя его имя было известно очень немногим, к 1938 году Гораций Вильсон стал значительной фигурой в кругах правительства. В прошлом служащий министерства труда, где он стал экспертом на переговорах с профсоюзными деятелями, Вильсон впервые установил контакт с Чемберленом, когда последний был министром финансов, а работая вместе в Оттаве во время конференции по таможенным тарифам в 1934 году, они превратились во взаимных обожателей. «По пути на конференцию мы оба в море страдали от морской болезни, — говорил Гораций. — Это пас и связало». Он был одним из главных советников премьер-министра Болдуина, а когда последнего заменил Чемберлен, Вильсон был оставлен на своем посту на Даунинг-стрит Ч Вскоре он уже стал основным источником советов, на которые полагался Чемберлен; в газетах Вильсона называли «серым преосвященством в фетровой шляпе»>17>>18. Как и его шеф, он не говорил ни на одном иностранном языке, редко выезжал за пределы Англии, встречался с очень немногими иностранцами и не имел никакого опыта работы в дипломатической сфере. «Но какое это имеет значение? — говорил он позднее. — Иностранцы такие же люди, как и профсоюзные деятели. Чемберлен был практичным человеком, и я был практичным человеком. Что нам еще было нужно?»
Теперь в руках этого человека находилась судьба послания президента Рузвельта. И дело не в том, что, как и его шеф, Вильсон не был согласен с политикой Идена и подозревал, что министр иностранных дел с радостью примет предложение президента. Такая конференция, какую предлагал созвать Рузвельт, во всяком случае только помешала бы осуществлению тех планов восстановления дружественных отношений с фашистской Италией, которые Вильсон и Чемберлен вели втайне от Идена и других членов кабинета.
По совету Вильсона Чемберлен приказал Кадогану послать Рузвельту ответ с отклонением его предложения на том основании, что у него, Чемберлена, имеются свои, значительно более плодотворные перспективы. Кадогану было дано указание ничего не сообщать ни Идену, ни другим членам кабинета о послании президента и ответе на него. Кадоган еще раньше отчаянно пытался связаться по телефону с министром иностранных дел и отправил ему с курьером копию послания президента, однако курьер прибыл в Марсель спустя пять минут после того, как Иден выехал оттуда поездом. И министр ничего не знал о случившемся до 15 января, пока не прибыл в Фолькстаун, где его и ожидал Кадоган со скверной новостью.
На следующее утро разъяренный Иден ворвался в кабинет Горация Вильсона на Даунинг-стрит, 10.