19 августа лорд Галифакс послал из Форин Оффиса депешу Невилю Чемберлену, находившемуся на отдыхе в Шотландии. Он писал:
«В течение последних шести месяцев нам сообщали столько различных дат, что любое повторение их, естественно, вызывает скептицизм. Вместе с тем полученная информация кажется мне слишком обстоятельной, чтобы игнорировать ее, а приводимые сроки были сообщены, как это утверждается, итальянскому правительству, что, разумеется, усиливает достоверность этих сведений».
Через Вапситарта министр иностранных дел получил информацию, преднамеренно пущенную графом Чиано в соответствующие каналы, что в конце августа Германия нападет па Польшу. В своей депеше премьер-министру Галифакс добавил: «Если эта информация правильная, то нельзя терять времени».
Чемберлен решил немедленно вернуться в Лондон. Вильсон, находившийся в Борнмуте, также решил вернуться на Даунинг-стрит, 10. Когда они трое собрались, чтобы обсудить обстановку, оказалось, что все имеют весьма смутное представление о том, что же предпринять.
К этому времени лорд Галифакс пришел к убеждению о неизбежности войны. Ему претила такая перспектива, и он решил предпринять все, что было в его силах, чтобы избежать ее, по только не путем заключения пакта с Советским Союзом, который считал как отвратительным, так и бесполезным. Руководитель Форин Оффиса был полон предчувствий обреченности и, скрывая их от премьер-министра, не мог скрыть от самого себя. Как-то во время Мюнхенской конференции у него началась бессонница. Он был настолько обеспокоен происходившим, что написал Чемберлену и высказал опасения, которые зародились в эти тихие бессонные часы. Чемберлен дал ему нагоняй, и теперь Галифакс умолчал, что его снова мучает бессонница. Что могли сделать он или правительство при таких обстоятельствах? Ведь ход событий неотвратим.
С другой стороны, инстинкт подсказывал Чемберлену и Вильсону продолжать игнорировать тот факт, что проводимая ими политика поставила страну и мир в Европе под угрозу. Они все еще были уверены, что кто-нибудь, например Муссолини, подбросит им спасательный нояс. Разве до этого дуче однажды не спас их и разве не может он сделать то же самое еще раз? Казалось, они не понимали, что на этот раз, подобно утопающим, хватаются за соломинку.
В Париже шло заседание правительства. Наконец было решено, что возражения Польши должны быть отброшены. 21 августа Даладье сам послал телеграмму французской делегации в Москве:
«Срочно. Генералу Думепку.
Вас уполномочиваем подписать в общих интересах и с согласия посла наилучший вариант военного соглашения, которое должно быть затем утверждено французским правительством».