«Но пострадаем не только мы, пострадают также Франция и Англия, если они позволят провести это в жизнь, — сказал Губерт Масаржик. — Вы нас предаете со всеми потрохами, но вы вместе с тем предаете и свою безопасность. Можете ли вы нас выслушать?»
«По меньшей мере вы должны быть признательны за нашу искренность, — жестко парировал англичанин. — Не очень легкое дело вести переговоры с Гитлером. Если вы не согласны с решением, вам придется улаживать свои дела с Германией в полном одиночестве. Может, французы будут выражаться более любезным языком, но я заверяю вас, что они разделяют нашу точку зрения. К Чехословакии они теперь не проявляют интереса».
«Да поможет им бог!» — воскликнул Маетны.
Итак, с этим покончено. Гитлер получил то, чего хотел. Чемберлен и Вильсон добились желаемого. Добился своего и Жорж Боннэ.
Немецкие генералы, готовившие планы бунта против Гитлера, отбросили их в сторону — и с некоторым презрением, но все же приветствовали человека, который мог выигрывать войны без сражений. Даже такой мудрый государственный деятель, как президент Рузвельт, решил, что Мюнхен рассеял тучи над народами, и счел нужным послать Чемберлену поздравительную телеграмму, которую Кеннеди поспешно повез на Даунинг-стрит, 10. Однако Кеннеди, хотя и одобрял действия Чемберлена, по крайней мере понял, какие последствия они могут повлечь за собой в будущем. «В тот же день, получив телеграмму, я направился на Даунинг-стрит, 10,— писал он позднее,— но вместо вручения Чемберлену телеграммы, как это обычно было принято, я ее зачитал ему. У меня было такое чувство, что когда-нибудь эта телеграмма будет тревожить Рузвельта, и я оставил ее при себе».
Только в Чехословакии да в сердцах дальновидных людей за рубежом болью отозвалось известие о только что совершенном преступлении. Эдуард Да ладье (потом ему пришлось признаться: «Я чувствовал себя Иудой») хотел, как трус, избежать этой заключительной сцены; он сообщил своей делегации, что не в состоянии встретиться лицом к лицу с чешскими представителями, которые все еще ожидали решения в приемной.
Невиль Чемберлен не чувствовал подобных угрызений совести. Немного раньше он с легкостью предложил, чтобы Даладье вылетел в Чехословакию и лично сообщил о принятом решении президенту Бенешу. Чемберлен не мог понять, почему так гневно загорелись глаза француза, когда он наотрез отказался от этой миссии. Пока Даладье набирался храбрости, Чемберлен проворно привел свою делегацию в зал заседаний, откуда только что с триумфом вышли Гитлер и Муссолини.