Ввели представителей Чехословакии. «Нас привели в зал, где до этого проходило совещание, — писал впоследствии Масаржик. — Здесь находились Чемберлен, Даладье, Вильсон, Леже, Эштон-Гуэткин, Маетны и я. Атмосфера была угнетающая: словно нам должны были зачитать приговор. Французы, явно нервничавшие, казалось, старались сохранить свое достоинство. После долгой вступительной речи Чемберлен вручил текст соглашения доктору Маетны».
Когда Маетны читал текст, Чемберлен сказал, что, возможно, соглашение и неприятное, но благодаря ему удалось избежать войны, и добавил, что, во всяком случае, с этим уже согласились великие державы. Маетны п Масаржик заметили, что теперь Чемберлен часто зевал и, казалось, слышал очень немногое из того, что они говорили.
«Я спросил Даладье и Леже, — пишет Масаржик,— ожидают ли они какого-либо заявления или ответа на это соглашение от нашего правительства. Даладье заметно запервиичал. Господин Леже ответил, что четыре государственных деятеля не располагают временем. Он поспешно, как бы между прочим, добавил, что от нас не требуется никакого ответа, поскольку участники рассматривали решение как принятое чехами».
Сэр Гораций Вильсон взглянул на своего шефа, который опять начинал зевать. «Идемте, джентльмены, — сказал он. — Уже очень поздно. Я уверен, мы все, должно быть, устали».
Последовало неловкое молчание, затем Чемберлен повернулся и направился к двери, за ним последовал Даладье.
Возвращаясь около трех часов утра в свою гостиницу «Четыре времени года», Алексис Леже обсуждал события прошедшего дня с другим членом французской делегации, помощником военно-воздушного атташе капитаном Полем Стэленом.
Стэлен, как и Леже, понимал всю трагичность этого соглашения. Он в свое время служил в Праге, хорошо узнал и полюбил чехов. Понимая последствия для Франции и всей Европы от этого бескровного поражения, он все же верил, что все это было сделано из лучших побуждений, что в этот момент Франция не могла идти на войну и надеяться на победу. Хотя эти стороны вопроса были совершенно ясны, Мюнхен имел более широкие аспекты; на некоторое время он отвратил войну, которой Стэлен, как и каждый француз, боялся. «Все равно это соглашение является облегчением», — сказал он.
Леже некоторое время молчал, затем ответил: «О конечно, облегчение! Как будто свой кишечник опорожнил в свои же штаны».
История, кажется, подтвердила, что это была довольно верная аналогия Ч
>1 Западные державы — Англия, Франция и США — не поддержали настойчивых предложений Советского правительства, направленных на выработку практических мер для пресечения фашистской агрессии. Придерживаясь политики «канализации» захватнических планов гитлеровской Германии на Восток, они стали на путь сговора с фашистами за счет Чехословакии. Наиболее активно в этом направлении действовали правители Англии. Мюнхенское соглашение о расчленении Чехословакии явилось венцом их позорной политики попустительства германской агрессии, открыло путь второй мировой войне. «Принося в жертву Гитлеру Чехословакию, — писал позднее известный американский публицист У. Липпман, — Англия и Франция в действительности жертвовали союзом с Россией». Это делалось, по его словам, «в последней тщетной надежде, что Германия и Россия будут воевать друг с другом и истощат себя». (W. Lippman. US Foreign Policy. Shield of the Republic. Boston, 1943, pp. 104, 116.) Новые документы о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР («Распоряжение Бормана») см. в статье П. А. Жилина «Легенда о «превентивной войне» — оружие империализма» (Коммунист № 1, 1972, стр. 114—115.) —Прим. ред.