Теперь адвокат снова протянул ему бумагу. «Подумайте о вашей семье, — сказал он. — Подумайте о своей собственной жизни. Толпа сможет вернуться снова. Но если вы подпишете эту бумагу, то выйдете из беды без тяжелых последствий».
Это была купчая на дом Ринкеля; Лилиенталь предлагал одну пятидесятую той суммы, которую давал за дом Ринкеля раньше. Ринкель подписал купчую, и эсэсовцы тут же увели его в местную тюрьму, а оттуда вместе с другими арестованными евреями он был направлен в концентрационный лагерь Заксенхаузен.
Вместе с Ринкелем в Заксенхаузене оказался и Ойген Горбатый, владелец одной из крупнейших в Германии фабрик по изготовлению сигар. Прежде чем американскому консулу Гейсту удалось использовать свое влияние, чтобы спасти его из концентрационного лагеря, Горбатый был вынужден продать свою фабрику за миллион марок — одну десятую фактической стоимости, а его загородный дом возле Дрездена был конфискован. Для того
чтобы получить выездную визу и покинуть Германию, он дал взятку полмиллиопа марок начальнику полиции Берлина графу фон Гелдорфу, а еще почти столько же выплатил в виде штрафов.
По всей Германии валялось битое стекло. Синагоги горели, и там, где жили евреи, лилась кровь. Все предостережения относительно грабежей и насилия теперь были забыты. Когда камеры местных тюрем до отказа заполнялись арестованными, их выводили оттуда, сажали на грузовики и увозили в концентрационные лагеря, а камеры заполнялись новыми арестованными.
12 ноября берлинское управление гестапо разослало телеграмму-«молнию» следующего содержания:
Всем полицейским управлениям и отделам
Концентрационный лагерь в Бухенвальде заполнен. Поэтому дальнейшая доставка туда заключенных должна быть прекращена, за исключением тех транспортов, которые находятся уже в пути. Во избежание ошибок необходимо заранее информировать управление гестапо в Берлине о перебросках арестованных в концентрационные лагеря Дахау и Заксенхаузен.
Утром после «хрустальной ночи» Берлин проснулся от сильного запаха гари и хруста битого стекла. Веселье закончилось, и теперь нужно было примириться с неизбежностью похмелья. Отдельные группы обывателей смотрели, как пожарники тушили последние очаги пожаров в крупных универсальных магазинах, однако большинство прохожих спешили скорей пройти мимо. За исключением полицейских машин, носившихся по улицам, движение транспорта в столице почти замерло. Кое-где можно было видеть ошеломленных иностранцев, воочию убеждавшихся в разрушениях, которые были произведены за ночь. Не верилось, что это было действительно делом рук солидных, дисциплинированных людей.