— Что-что, а это они умеют! — сострил тот, что в перчатках.
Его друзья рассмеялись. Когда их смех затих, вдруг захохотал четвертый, неожиданно громко и как-то зловеще.
— Держись, братан, — хлопнул его по спине один из приятелей. — А то мы тебе больше не нальем. Как ты? Все нормально?
— Я еще всех вас понесу… — тщательно выговаривая слова, как это свойственно пьяным, ответил тот. — Сынки…
— Ну и нормально. Щас, пивка хлопнем и пойдем дальше.
Мишаня принялся собирать свои кружки и стаканы. Одни из парней ухватил взглядом татуировку на его запястье.
— Браток, а ты-то что здесь делаешь? — спросил он.
— Да вот, решил посидеть. С пивком, — спокойно ответил Мишаня.
— Да здесь же одни петухи собрались!
— Ну и что, они не кусаются.
Мишаня собрался идти за свой столик, но парень придержал его.
— Ты в натуре в десанте служил, или так наколол?
— Такие вещи так не колят. Отдельная бригада ВДВ, разведрота.
— Ты что, из этих? — нехорошо прищурился тот, что в перчатках.
— Ребята, отдыхайте, я же вас не трогаю. Давайте по хорошему…
— Ах ты козел! Войска позоришь!
Один из парней толкнул Мишаню, так что он пролил пиво. Мишаня поставил кружки и стаканы на стойку и отряхнул мокрые руки.
— Да какие войска, — ровным голосом произнес он и, глядя в зеркало за спиной бармена, оценил обстановку. Парни здоровые, под стать ему, и настроены весьма агрессивно. Четвертый, хоть и сидит безучастно, но может оказаться наиболее опасным, это чувствовалось. Посетители уткнулись в свои чашки и рассчитывать на кого-то из них бесполезно, один Витяша открыто наблюдает за происходящим, но в таком деле толку от него нуль. Ага, вон охранник наконец-то нарисовался. Держится в стороне, но взгляд пристальный и вид решительный… — Сегодня же не второе августа. Будет день десантуры, тогда и попоем песни.
— У нас с тобой разные песни, коз-зел! — процедил сквозь зубы один из парней.
— Ну и ладно, — повернулся к ним лицом Мишаня. — А теперь бы я хотел сесть за свой столик и допить то, что осталось от моего пива. Вы не против? — спросил он, и когда тот, что в перчатках, изобразил на лице величайшее презрение, явно намереваясь бросить в его адрес что-то уничижительное, мягким тоном добавил: — Пидоры…
— Ш-што ты сказал?!..
Они были просто ошеломлены такой наглостью. Но ошеломление это длилось недолго, ровно столько, сколько понадобилось Мишане, чтобы, поймав взгляд охранника, кивнуть ему на здоровяка, сидящего за стойкой: мол, это твой.
А потом он начал их месить. Не бить, не лупить — именно месить.
Они падали от его ударов, пинков и бросков, вскакивали и вновь кидались на него, вставали в стойки и пытались применить боевые приемы, которым когда-то обучались и которые не раз применяли на практике. Но все было тщетно. Он их месил.