— Мишаню вызывать? — крикнула ему вослед Мамочка.
— Пока не надо. Если что — позвоню…
— Ты что, один приехал? — недовольно скривил губы Митя.
— Нет, с бригадой-спецназа! — усмехнулся Хлебосолов.
— Мог бы Мишаню подпрячь. Он бы совсем не помешал.
— Где бы я его искал! Ладно, рассказывай, что там за абреки.
— Их трое. Один волосатый, как орангутанг, здоровый такой, накачанный. Второй молодой, мой ровесник, психованный, весь из себя…
— В чем это выражается?
— Тот, "шерстяной", сказал, что он контуженный. На плече "партак" — волчара с оскаленной пастью. Так-то он не здоровей меня, но взгляд бешеный.
— А третий?
— Третий — мужик уже в годах. Лет пятьдесят, а то и больше. Он у них за старшего. По ходу они все родственники.
— За старшего — потому что по возрасту старше или по положению?
Митя подумал.
— Не, не по положению, — уверенно произнес он. — По возрасту. По положению главный — "шерстяной". А этот вроде как аксакал.
— Понятно.
— Старика я в принципе мог бы взять на себя, — глядя в сторону и как бы рассуждая с самим собой, произнес Митя.
— Хрен тебе, — показал ему кукиш Кирилл. — Мохнатый и старик — мои. Возьмешь на себя молодого. В самый раз будет.
— Слушай, они здоровые абреки. Наверняка воевали. Может..?
— Да ладно ты, не тряси гузном! Справимся с Божьей помощью!
— Ну смотри…
— Это их "тачка"? — кивнул Хлебосолов на припаркованную неподалеку белую "Тойоту-Камри" европейской комплектации.
— По ходу их.
— Ясно. Значит так, как начнется — своего вырубай сразу, не рассусоливай.
— Когда это я…
— Знаю я тебя. Любишь стойки демонстрировать, прыжки разные и прочую каратистскую акробатику. Короче, без своих штучек, не тот случай.
— Тогда погоди, я сейчас!
Митя сбегал к своей машине и вернулся с монтировкой. Он завернул ее в газету и сунул в рукав куртки.
— Я готов!
— Смотри, поосторожнее с этой железякой, — предостерег приятеля Кирилл.
— Ладно, не переживай. Ну что, двинули наводить порядок?
— Двинули!
Теперь молодой член кавказского трио уже не восседал в кресле в гордом одиночестве: на подлокотниках, по обе стороны от него примостились две девушки. Они натянуто улыбались своему кавалеру, а тот что-то пьяно и зло выговаривал им. Лица девушек были бледны.
Пожилой мужчина находился в обществе Яны в том же положении, в котором их наблюдал Митя перед уходом.
Увидев из моечного зала приход охранников, в холл выскочила Юля. Обнаженное тело ее было покрыто капельками воды, в глазах тревога.
— Э-э, ты куда! Вэрнись, сука! Кому гавару, вэрнись! — раздался ей вослед разгневанный голос "шерстяного". — Голову атарву, билядь!