Впервые в жизни безупречная память подвела Томджона. Он не мог вспомнить ни слова.
Госпожа Ветровоск встала и подошла к краю сцены. Зрители затаили дыхание. Она воздела руку.
– Нет больше лжи, и фальши тоже нет, велю я Правде… вылезти на свет.
Томджон ощутил, как мороз продрал по коже. Остальные тоже очнулись.
Из глубины их пустых умов рвались новые слова; слова, красные от крови и мести, слова, что эхом звенели среди камней замка, слова, что хранились в кремнии, слова, которые хотели, чтобы их услышали, слова, которые так рвались наружу, что попытка не сказать их привела бы к перелому челюсти.
– Ты правда до сих пор его боишься? – спросил Хрумгридж. – Даже когда от эля он так пьян? Бери его кинжал, один клинок стоит между тобой и королевством.
– Не смею я, – ответил Притчуд, изумленно косясь на свои губы.
– Да кто узнает? – махнул на аудиторию Хрумгридж. Он еще никогда так хорошо не играл. – Взгляни, вокруг слепая ночь, здесь ни души. Сейчас возьмешь кинжал, завтра – корону. Ударь его, супруг.
Рука Притчуда затряслась.
– Держу, жена. Постой. Неужто предо мной кинжал?
– Конечно, идиот. Давай, сейчас. Запомни, слабым нет пощады. Скажем, мол, с лестницы упал.
– Но вдруг кто заподозрит нас в недобром?
– На что темницы нам? А пальцедавы? Держанье, муж, залог владенья, особенно коль держишь ты кинжал.
Притчуд отдернул руку.
– Я не могу! Он был со мной самою добротой!
– Так стань же ему Смертью…
* * *
Смерди слышал доносящиеся со сцены голоса. Он поправил маску, проверил в зеркале, достаточно ли смертоносно выглядит, и попытался рассмотреть сценарий в полумраке пустого закулисья.
– Дрожите, мимолетные! Ибо я Смерть, против… против…
ПРОТИВ КОГО.
– Точно, спасибо, – рассеянно поблагодарил актер. – Против меня бессильны дыни…
ДВЕРИ.
– Двери и запоры. Явился я сей… сей…
СЕЙ НОЧЬЮ КОРОЛЕЙ СОБРАТЬ СВОЙ УРОЖАЙ.
Смерди обмяк.
– У тебя в сто раз лучше получается, – простонал он. – И голос нужный, и слова все помнишь. – Актер обернулся. – А я три реплики не могу запомнить. Да… Хьюэл… меня…
Смерди застыл. Его глаза расширились и превратились в полные страха блюдца. Смерть щелкнул пальцами перед окаменевшим лицом парнишки.
– ЗАБУДЬ, – велел он, развернулся и беззвучно двинул в кулисы.
Его безглазый череп осмотрел вешалку с костюмами, хаос гримерного столика. Пустые ноздри принюхались к смешанным запахам нафталина, жира и пота.
Было здесь что-то, подумал он, что казалось почти божественным. Люди построили мир внутри мира, и первый отражал второй, как капля воды отражает окружающий пейзаж. И все же… все же…