Вот оратор схватывает возражателя своего за рукав спецовки и тянет его за собой в рубку управления. Вот зачем-то оба лезут под экскаватор, ложатся там на спину, и оттуда гулко и глухо, как из погреба, доносятся их спорящие голоса.
Высоцкий и Черняев на пересменке обходят весь котлован, все забои.
— Тише!.. — произнес парторг.
Все останавливаются.
На песчаном откосе, уже ярко освещенном солнцем, в уютной, как печурка, выемке пригрелась и спит Лора Кныш — десятник-техник, работавшая в ночной смене.
Ночью эта девушка не задремлет ни на миг, а вот теперь, на пересменке, когда затих грохот и лязг экскаваторов и самосвалов, она присела отдохнуть, и ее сморило.
— Товарищ Кныш! — окликает ее сменный прораб, инженер Таня Кондрашина, худенькая, с тонким лицом.
Подруга девушкам, ей подчиненным, дома, в общежитии, она строга на работе и всегда называет их по фамилиям с добавлением слова «товарищ».
Сегодня смена выдалась на редкость плохая. И Таня не в духе. Выдача грунта ничтожная: залипание ковша; неполадки с подачей самосвалов; два часа простояли экскаваторы из-за отсутствия электроэнергии, а в довершение всех несчастий усунулся, поломав бревенчатый щит, экскаватор Лоскутова.
Лора Кныш вскочила. Вид у нее был пристыженный, даже испуганный.
— Та сморило!.. — сказала она, зардевшись и закрываясь локтем.
— Да ну, ничего! — сказал Высоцкий. — Смена ж кончилась. Сморит кого хочешь!..
Чтобы не смущать ее, он первым тронулся дальше. Все последовали за ним.
Лора быстро вынула из кармана зеркальце и оправила волосы и тюрбан. Ей горше всего, что заснувшую и заспанную ее видел Орлов. Как и большинство девчат котлована, она была тайно влюблена в него. Таня, дожидавшаяся ее, говорит тоном старшей сестры:
— Ничего. Сегодня дома досыта выспишься.
— Та ни! Уже не высплюсь.
— Что так?
— Та агитатором же меня выбрали! К избирателям надо идти, — сказала Лора.
Девушки догнали обход. И как раз вовремя: главный инженер участка уже вовсю пушил старшего прораба Коржа за утопленный экскаватор. Корж, крепкий, подсадистый, скуластый и рыжеватый мужчина средних лет, в защитном и в брезентовых сапогах, напрасно пытался вставить слово.
Высоцкий не вмешивался. А Черняев желчно кипел.
— Стыдитесь! — кричал он. — Дать утонуть «четверке» чуть не под самой вашей прорабкой!
— Что же я сделаю?
— Что? А щиты, щиты надо было подвезти с вечера, вот что!
У Коржа отлегло от сердца.
— Так, Андрей Александрович, — сказал он, усмехаясь, — ведь он же, собака, под собой переломал весь щит, прямо-таки в щепы измял! Щиты у меня всегда наготове. Как же? Вот сейчас увидите!..