— Дорогой Ананий Савелыч! — сказала Андриевская. — Вы испытанный друг нашей семьи. Благороднейший и умнейший человек. Игорь на вас молится. Я знаю, что мои скромные просьбы никогда не были у вас в пренебрежении.
Сатановский молча приложился к ее руке.
Она продолжала:
— Я знаю моего мальчика. Натура страстная и... девственная. Такие, как он, легко попадают под влияние женщин. И тогда все нипочем! Расторгаются священнейшие узы. Ни голос матери, ни запреты отца — тогда уже ничто не имеет силы над таким сердцем. Но я уверена, что ваш голос, мудрого и любимого друга... Ананий Савелыч... ваше вли...
Голос у нее пресекся, задрожал, она приложила комочек крохотного платка к одному, к другому глазу, осушая их, отвернулась и подошла к зеркалу припудрить нос. Ей еще предстояло сегодня быть хозяйкой за семейным праздничным столом. Ждали только Николая Карловича.
— Ирония судьбы! — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Я всегда говорила, что заранее ненавижу свою невестку. И вот...
— И вот эта заранее обожаемая невестка — шофер самосвала! — подыграл Сатановский.
Она отшатнулась, расширила глаза:
— Он еще смеет издеваться! Но это же трагедия! Уверяю вас, я не переживу.
Лицо ее вновь приняло скорбное выражение.
Вновь и Сатановский стал преданно-озабоченным, готовым на все другом семьи. Он-то уж понимал хорошо, что для этой женщины женитьба ее сына на Клаве Хабаровой была бы и впрямь катастрофой.
Андриевская происходила из дворянской семьи и не переставала кичиться этим. Ее собственный супруг был «мужик», до которого она снизошла. Уверенная, что имя ее мужа, высокочтимого ученого-гидростроителя, всегда будет ей надежным щитом от всяких неприятностей, она даже находила особое удовольствие подразнить иной раз самого Рощина, когда он бывал у них.
— Да, да, товарищ генерал! — говорила она, открывая в улыбке свои красивые белые зубы, сверкающие золотой коронкой. — Вы, большевики, ужасный народ. Вы помешали мне довершить образование: не будь вас, я бы наверняка окончила Смольный с шифром!
Андриевский в таких случаях, бывало, только покачает большой угловатой головой с розовой плешью, в белой, как бумага, оторочке седины на затылке да перекинется взглядом снисхождения с Рощиным: дескать, простим женщине этот ее «заскок».
Как-то Рощин прикинулся невеждой:
— Шифр, Августа Петровна? Неужели смольнянок зашифровывали? У нас ведь тоже применяется шифр — на базе гидросилового оборудования и вообще на все грузы.
— Варвар! — отвечала она, смеясь. — Наш шифр был несколько иной. Если девушка окончит Смольный с отличием, ей на выпускном вечере торжественно вручали драгоценный миниатюрный вензель императрицы...