И в то же время знал из них каждый, что управление строительством здесь без вины: слишком поздно из Гидропроекта были спущены чертежи кровли. А запроектирована была эта железобетонная кровля толщины чудовищной. Работа над возведением ее шла непрерывно, день и ночь, и все ж таки не могла она поспеть ранее середины мая.
Рощин и Андриевский теперь уже и не могли без чувства душевной боли появляться на монтаже агрегатов.
Искали выхода.
И выход этот, как всегда, пробила вечно бурлящая, огненная мысль народа: в один из приходов Рощина и Андриевского на строительство здания ГЭС руководство спецгидромонтажников предъявило уже вполне разработанные чертежи переносных утепленных шатров. Под таким шатром — просторным и очень простым — можно было держать плюсовую температуру и спокойно, в тепле и всухе завершить сборку пускового агрегата, не дожидаясь никакой кровли. А затем и второго и третьего.
У Рощина пухлый кулак дрожал, когда он, едва глянув на хрусткую кальку шатрового чертежа, схватил вечное перо и надписал короткое: «Утверждаю. Приступить немедленно!»
Потом с высоты своего большого роста он восхищенно-радостно глянул на инженера Никитина, начальника монтажа:
— Ну?.. Автора, автора давайте этих самых шатров! — благозвучно-гулким своим басом проговорил он.
А тот стоял перед ним. Седой. Маленький. Большеголовый. Моложаво-румяный. С белыми, почти всегда опущенными ресницами. В черной глубокой шляпе и в стареньком кожане. Почти без жестов. Истуканчик. Голос тих. Говорит с расстановками. Однако нет-нет да и сверкнут в лицо собеседнику маленькие синие глаза. Левая рука у него почти всегда в кармане тужурки и позвякивает, погромыхивает там связкою сейфовых ключей.
Немногословен Никитин. И знают монтажники, что никогда не закричит Иван Владимирович, а потому и сами, приступая к нему с каким-либо вопросом, привычно понижают голос. «Негромкий. Любит выслушать человека. Умеет и направление дать!» — отозвался как-то о нем, беседуя с Дементьевым, один из монтажников.
Взметнул белыми ресницами, глянул в лицо начальника. Зарделся.
И, усмехнувшись, ответил:
— Ну, это не к спеху, авторы-то! Вот установим шатер. Выдадим первый ток, а тогда и автора сыщем!..
И вот он пришел, наконец, этот радостно-грозный день испытания: пуск первого агрегата, пуск под шатром.
Снаружи этот железный, особыми плитами утепленный шатер был похож своим округлым, объемным сводом на кибитку хана.
Объем скрадывал высоту.
Ознобившие на морозе кто уши, кто щеки, люди в спецовках и ватниках врывались в дверцу шатра и вдруг останавливались, опахнутые сухим жаром электрокалориферов и как бы оторопелые от всего того, что враз открывалось их взору.