— Мне все равно, — сказала она.
— Тогда, пожалуйста, Степа, самым тихим, — попросил академик. Его влекло полюбоваться ночной Волгой, и он хотел, чтобы звук мотора не заставлял кричать во время беседы. Лебедев видел, что девушка смущена резкой выходкой Орлова. Он чувствовал себя без вины виноватым и собирался дружеской беседой рассеять ее уныние.
А оказалось, этого и не нужно было совсем.
Нина сама обернулась к нему и заговорила. Лицо у нее было ласковое и приветливое.
— Дмитрий Павлович! — сказала она. — Что же вы так далеко сели? Разговаривать трудно. Ведь нам же целый час плыть!
— Я думал, вы расстроены.
Она только повела плечом и молча подвинулась на кормовой скамейке, чтобы дать ему место рядом с собой.
Он пересел.
Быстро темнело. На огромной горе против Староскольска, на высокой буровой вышке, вспыхнул яркий, как звезда, огонь.
Тихо постукивал мотор. Парны́м веяло от воды. У острова теснился белой грядой туман. Стали видны звезды.
Позади ожерельем ярких огней означился Староскольск.
— Вам не холодно, Нина? — спросил Дмитрий Павлович.
— Нет, — отозвалась тихим голосом Нина. — А вода какая теплая! — Она коснулась рукой журчащей вдоль борта воды. — Вы умеете плавать?
— Умею.
— Знаете, Дмитрий Павлович, я страшно полюбила вас слушать!..
— Я предпочел бы, чтобы последнего слова не было!.. — сказал он, но тотчас же испугался своей смелости и легким смехом дал понять ей, что это шутка.
— Мне кажется, что вы все, все знаете.
— Ну что вы, Ниночка!..
И все ж таки — странное дело! — от этой ее уверенности в его знаниях у него так отрадно стало на сердце, что он даже внутренне насторожился. «Что ж это со мной, в самом деле? Этого еще не хватало!» — почти прикрикнул он на самого себя.
Проплывали уже Крольчатник — так назывался почему-то пионерский лагерь у самой подошвы гор, над рекою. Огненными колоннами, уходящими в глубь черной воды, отражались его яркие огни. Уж легким сиянием над темно-косматыми громадами гор означился впереди Нефтяной овраг — значит, за тою вон сопкой и Лощиногорск.
И вдруг Лебедеву стало до боли жалко, что их плавание вот-вот окончится и что, может быть, никогда уже больше ему и не увидеться наедине с этой чудесной девушкой, не чувствовать ее так близко возле себя...
«А может быть, мотор мог бы делать еще меньше оборотов?» — подумалось ему. Но ему было неловко заговорить об этом с лодочником.
Мысль его словно передалась Тайминской.
— Хорошо бы плыть помедленнее, — сказала она, обращаясь к Степану.
Тот замедлил еще немного ход своей моторки, однако проворчал: