— Никак это мистер Райан? Вернулся взглянуть на прошлое?
— Хэй, Сэнди! Да, у меня тут одно незаконченное дельце… Ты-то почему все еще здесь?
— Этот Коупик Врискинг согнал нас всех, кто не хочет отсюда уезжать, он нас всех согнал в одну кучу, говорит, чтобы никого случайно не взорвать… Вот мы тут все. А ты помнишь, Райан, как они тут начинали ломать? Их тут столько, бездельников, все обшнырили… Стоило бы их за это… А если все вернутся?..
Я повернулся к знакомому подъезду, в который входил столько лет, и спросил старика:
— Послушай, Сэнди, здесь еще кто остался?
— Там Стив. Он собирался надраться… Хочешь взглянуть на него?
— Это не срочно.
Сэнди взмахнул рукой и на прощанье сказал:
— Хочешь, насмешу тебя? Не пойму, почему никто сюда не возвращается. Вот уже три недели, как все только выходят и уходят и никто не возвращается… Куда они все проваливаются?..
Мы смотрели, как он удаляется вдоль тротуара, шаркая подошвами и продолжая бормотать что-то себе под нос, и Кармен сказала:
— Грустный человечек.
— Я взял ее за руку, и мы вошли в разверстую утробу парадного.
Шрамы и рубцы бурлившей здесь некогда жизни были все еще свежи, здесь все еще витало ощущение людского присутствия, даже будто слышались голоса, особенно детские. Бледный свет фонаря, забранного пыльным колпаком, создавал обманчивое ощущение тепла и навевал тоску; странные тени окружали нас, проползая по стенам. Где-то за стеной послышалось глухое нетрезвое бормотание и кашель.
Фонарь, очевидно, оставили рабочие Коупика Врискинга, он был переносной, и я решил взять его с собой. Его коробчатый каркас с пыльными стеклышками висел на шесте, укрепленном между перилами. Я снял его, приблизил к Кармен, будто извлек из сумрака на свет ее милую улыбку. Держась за руки, поднялись мы наверх.
Возле дверей мы остановились, я повернул ее голову к себе и сказал:
— Ты ничего не говоришь…
— Что я могу сказать? Все так странно! — Невольная дрожь пробежала по ее телу, и она договорила: — Все, что ты делаешь, все это… так необычно. Я никогда не знаю, чего ожидать от тебя в следующую минуту.
— Это жизнь гангстера, киска.
Какое-то время она стояла, задумавшись, потом легко встряхнула головой:
— Вы нереальны, мистер Райан. В тот день, когда я увидела вас впервые, вы были совсем другим, но теперь с вами что-то случилось.
— Не со мной, моя радость. А со всем этим вшивым миром, который вытряхивает меня отовсюду. Вот и приходится вести жизнь гангстера. Что делать, раз нет другого пути и другой возможности высказать этой глупой пустой расе готового платья все, что я о ней думаю. Я бы мог держаться подальше от их чертовых организаций, мелочной суеты и обид… Я ведь могу пить свой собственный яд и быть каким угодно грязным подлецом по своему выбору, но они все норовят напоить меня своим ядом.