Я перенес свое внимание на два тюбика со смертью. Разорвав целлофановую обертку одного из них, я представил себе нашего химика, читающего наши рапорты о работе. Проклятие! Он хоть и строит презрительную мину при виде нас, нажимающих на курок, а сам тоже изобретает смерть! Вот это мир!
Но чего он не придумал, Эрни, так это способа, при помощи которого я смог бы сунуть смертельный газ в ноздри Хоппеса! Чего он также не нашел, так это возможности распознать Нигера Хоппеса, чтобы не пострадал совершенно невинный человек… Проклятый этот Эрни!!
Я бросил один отравленный «безекс» в свой карман, другой сунул в туалетную сумку и занялся коробкой.
— Вот как… Дэйв. Вот список аптек, в которых ты разместишь часть этой дряни. И пусть тебе хорошенько опишут ее покупателей. В принципе, ты — представитель коробки, которая ее производит, и ты проводишь следствие для определения покупательной способности и прочей дребедени, ты меня понял?
— А если контакт?
— Присмотри за ним. Не дай себя поймать и извести меня. Ты предупредишь Чарли, потому что меня здесь не будет. Мне пора нападать. Будь осторожен. Не приставай к клиенту, если будешь один.
— Ты шутишь? Я уже достаточно работал или нет?
— Этот стреляет с закрытыми глазами, старик. А ты больше привык проводить расследования, чем действовать. Если будешь готов, если будешь совсем уверен, то действуй. Убей, но не рискуй зря!
— Никаких разговоров?
— Никаких. Нет времени. Мы хотим Агрунски, а не Нигера Хоппеса. Последний лишь призрак.
Дэйв закурил сигарету и, тихонько смеясь, сказал:
— Будь осторожен ты, Тайгер, потому что Хоппес у них хоть и один, но он не дурак.
Потом он встал и закрыл за собой дверь. И я услышал, как отъехала его машина.
Я сложил все свои вещи в мешок, который бросил на заднее сиденье автомобиля, и повесил записку «Не беспокоить» на двери моей комнаты. Я совсем не был заинтересован в том, чтобы горничная слишком быстро обнаружила осколки дерева, упавший канделябр и пулю в стенке шкафа. И так очень скоро будут обнаружены два трупа под пальмами.
Я вынужден был постучать несколько раз, пока не услышал, что Камилла пошевелилась. Просыпание было долгим. Она приоткрыла дверь и одарила меня сонной улыбкой, узнав меня. Я вошел.
На ней была надета моя рубашка. В ее голосе слышался упрек:
— Ты оставил меня одну.
— Ты спала очень крепко. Я не хотел тебе мешать.
Она прижалась головой к моему плечу.
— Это моя вина. После того… что я видела… этого человека… Я приняла две таблетки снотворного.
Ее нос наморщился, она чихнула. Глаза у нее слезились и дышала она с трудом.