Днем солнце пекло по-летнему. Вода в реке была неестественно синей с мелькавшими то здесь, то там золотыми полтинниками листьев. В заливах, глухих и тихих, вода была устлана разноцветным ковром из листьев, а деревья на берегу, все более и более обнажающиеся при каждом порыве ветра, кланялись внезапно и сбрасывали с себя остатки летней одежды.
В просветах между деревьями сверкали, переливаясь на солнце, нитки паутины. И они обволакивали лицо, когда Пашка натыкался на них. Свистели рябчики. Их свист ватно повисал в воздухе.
Под мощной лиственницей Пашка остановился и ударил легонько прикладом по стволу дерева. Желтый дождь покрыл игольчатой кольчужкой голову, плечи… Иголки струились по лицу и шее, сыпались за шиворот… Ударил еще раз — лиственница стала совсем нагой…
…На опушке стояла олениха. Она стояла, повернув шею к кустам, из-за которых проглядывали конусы тента. Едва подрагивая ноздрями, она поводила высоко поднятой головой из стороны в сторону, прислушиваясь к чему-то.
Когда подошел Пашка, она нервно встрепенулась и посмотрела на него. Безумно горевшие глаза и сама поза оленихи выражали страх. Страх вместе с отчаянием, с дикой, неведомой Пашке болью.
Он увидел эти зрачки, эту вдруг ставшую жалкой, дрожащую фигуру, и ему сделалось нехорошо. Будто стволы двустволки смотрели на него. Грянул выстрел.
Олениха изогнулась, присела на задние ноги и, припадая, рванулась в сторону; кусты затрещали, раздался топот.
«Она одна… Неужели все-таки Игорь?..» Пашка все понял. Ноги потяжелели и путались в ернике. «А чего ты хотел? На что надеялся? — Пашка ало усмехнулся. — Никчемные сантименты…» Запинаясь, вышел к палаткам. Ружье нестерпимо давило плечо. Он остановился…
Ловко орудуя ножом, Игорь разделывал тушу олененка. Он разделся по пояс. Пашке сразу захотелось услышать сочный комариный писк, но их уже не было — вымерзли. Вот, чтобы удобнее было, Игорь присел на корточки. Узкие брюки натянулись, рельефно выделяя мышцы ног. Цепочка с медальоном на шее ритмично покачивалась с каждым взмахом ножа… Кисти рук у него были в крови, лоб тоже: увлекшись, неудачно смахнул пот. Пашку передернуло, и он, бросив ружье и патронташ, направился к Игорю.
— Зачем? Зачем ты это сделал? — сдавленно произнес он. — Они же к людям шли! Понимаешь?.. Волков прошли! К человеку! — Пашка не заметил, что уже кричит, а эхо отдается где-то на реке. — А ты?! — бросал он в голую спину Игоря. — Ты! Тебе что, жрать нечего? Да?..
Игорь поднял голову, по-хозяйски вытер сухой травой нож. Он походил сейчас на мясника. И эта черная борода. Он резко выпрямился и спокойно глядел на Пашку.