Поговаривали, что в этом безумии были замешаны колдуны из Степи, наложившие свои противоестественные заклятия на благовоспитанных горожан, в считанные часы превратившихся в оголтелую, жаждущую крови тупую толпу. Только вот умные люди говорили, что нечего пенять на каких-то там грязных степных шаманов – просто городской страже нужно не пиво пить по трактирам, а нормально нести службу. А то чуть что – Степь виновата, шаманы, а также происки степных коварных божков. Видишь ли, наваждение у них было, когда взялись крушить лавку ювелира и лавку виноторговца. Заклятие понимаешь ли их злобно мучило.
На правом берегу живут семьдесят процентов жителей города, а также те, кто прибыл сюда служить и работать из других местностей империи.
Но не все люди, что живут на правом берегу – работяги, наемники и всяческий маргинальный контингент. Здесь есть и те, кому жить на левом берегу просто не по карману, или же не являются обслуживающим персоналом для богатеев. Мелкие купцы, лекари, управляющие и владельцы мастерских – все они жили именно здесь, в правобережье. Само собой – в более чистых, обеспеченных анклавах.
В принципе – и на Земле в любом из городов есть районы чистые, ухоженные, населенные в основном добропорядочными людьми, и есть районы криминальные, в которых вечером по улице лучше не гулять.
***
- Стой! Стой, тварь ты тупая! – мой охранник Ундерс с трудом удерживал храпящего и встающего на задние ноги жеребца, скалящего зубы. Жеребец испугался идиота возчика, который сидя верхом на груде бочек дико орал на свою животину и хлопал кнутом. Жеребец Гана тут же взвился, и чуть не перемахнул через ограждение прямо в воду. Ундерс едва его удержал, и сейчас дико матерился, проклиная возчика всеми самыми черными ругательствами.
Я тут же коснулся Силы, шагнул к жеребцу, норовящему прибить своего незадачливого седока передними копытами, и пустив коняге импульс успокоения, похлопал его по взмокшей могучей шее. Чертов тупой возчик – я и сам-то вздрогнул, когда тот дико завопил на своего коня, так бы и врезал ему по мордасам.
Мою мечту тут же исполнил Ган – передав поводья своему соратнику, бросился к возчику, схватил его за шиворот, стащил на помост парома и стал охаживать плеткой, висевшей на правом запястье. Плетка была очень похожа на казацкую ногайку, и явно извозчику приходилось вовсе даже несладко. Стражники на пароме не вмешивались, как и окружающие на пароме – зрелище охающего, униженного соседа, что может быть лучше? Только вид этого самого соседа в ящике, обитом красной материей.