Лиза точно знала, за что когда-то полюбила своего мужа. Поль стал для нее той опорой, которой ей так не хватало. Она рано стала самостоятельной, о чем только мечтали многие ее сверстники. Но ей всегда хотелось обрести надежный тыл в лице мужчины, скрыться за его широкой спиной от всех невзгод. Ведь скольких ошибок, как ей казалось, можно было бы избежать, сколько острых углов обойти.
Но в какой-то момент она поняла, что это чувство защищенности эфемерно, что в своей борьбе она по-прежнему одна, и никто не будет решать ее проблемы, кроме нее самой.
Она была зла на Поля, что не может пожаловаться ему, что он не может успокоить ее и поддержать, потому что сам плохо спал, устал и не знает, что делать. Она была зла на него за то, что при всех ее стараниях быть идеальной женой и мамой, ее вновь и вновь одолевало чувство вины и недовольства собой.
А может, вообще пора забыть о таком понятии как любовь? Может, у них просто больше нет ничего общего.
И в этом нет жертвы.
Это лишь простое слово.
Это два сердца, живущие в двух разных мирах…31 Эти слова доносились из автомобильных динамиков, и Лиза вдруг подумала, что, возможно, он и прав, старина Элтон. Ну, не сошлось, не срослось. Она вспомнила свой недавний вечер с Эрве. Может быть, искушение – первый признак того, что все идет не так. Да что говорить, мир вообще полон боли, а люди невыносимы. Как говорил Эрих Фромм, мы давно уже погрязли в égoïsme à deux32, заменяя свою базовую потребность в настоящей любви лишь социальной ролью в ячейке общества, дающей иллюзию спасения от одиночества.
С другой стороны, с чего она вдруг решила, что может перекладывать на Поля ответственность за свои эмоции и взваливать на него миссию по осчастливливанию себя? Если в сердце нет любви к себе, то разве кто-то со стороны сможет эту пустоту заполнить? Если чаша пуста, чужой любви всегда будет мало.
Только она сама может по-настоящему любить себя.
В самом деле, только она сама может достичь душевной гармонии, одобрять себя и поддерживать в себе ощущение нужности. Только она сама может заботиться о своем теле и душе. Излечивать своего «внутреннего ребенка», даря любовь и заботу собственным детям. Только она сама может научиться замечать любовь в мелочах, в еле уловимых деталях.
Вот она гладит его рубашки, совершает привычные механические движения, думая о своем. И вдруг ее пальцы начинают с нежностью разглаживать воротнички, а на душе становится на мгновение тепло, а лицо озаряет мимолетная улыбка. Эти рубашки как будто напомнили ей его очертания, его запах, его тепло… И вот она уже ждет вечера, чтобы поскорее обнять его.