«Лобное место» представляло из себя большой, метров четырёх в диаметре, круг, засыпанный мелким, чёрным, блестящим, как толчёное стекло, песком. Зрители (в этом качестве выступало всё население Грачёвки) держались по краям поляны. Первого приговоренного, уборщика, вывели двое, испуганно озирающихся надзирателей. С несчастного содрали одежду, в глотку насильно влили чашку ярко-зелёной, остро пахнущей незнакомыми травами жидкости. Видимо, «угощение» не отличалось вкусом – уборщик визжал и отплёвывался, но как допил – сумел встать, сделал, подчиняясь тычкам в спину, два десятка шагов, и остановился в середине чёрного круга.
Порченый поднял длинный, в человеческий рост, посох, выкрикнул гортанную фразу на незнакомом языке и с силой ударил о землю. По толпе пронёсся вздох.
Несколько мгновений ничего не происходило. Обречённый уборщик неуверенно огляделся по сторонам, попытался сделать шаг – и обнаружил, что его лодыжки опутаны тонкими, вроде проволочного вьюна, стебельками. Он завопил от ужаса (толпа отозвалась очередным вздохом) и рванулся. Но ростки не просто удерживали его на месте – они удлинялись, увеличивались в толщине, оплетали колени, бёдра, карабкались по коже к пояснице, к животу, к груди. Из коры проклёвывались тонкие шипы – и тоже росли, впиваясь в живую плоть.
Крик ужаса перерос в истошный вопль, полный мучительной боли. Страшная поросль оплетала человека всё гуще – было видно, как лопается кожа и несчастный, подобно мученикам Дантова Ада, прорастает колючей мерзостью изнутри.
Из груди страдальца вырвался вибрирующий, совершенно нечеловеческий вой – и захлебнулась клокотанием. Пучки смертоносных ростков вырвались вместе с фонтанами крови из рта, глазниц – Виктор, цепенея от ужаса, понял, что на самый длинный шип наколото глазное яблоко. То, что осталось от несчастного, превратилось теперь в корявый, скрученный из множества шевелящихся терновых ветвей столб, очертания которого отдалённо напоминали человеческую фигуру. Вокруг столба расплывалась, впитываясь в песок, дымящаяся багровая лужа.
Толпа потрясённо молчала.
– А теперь – следующий!
Грачёвцы опомнились: заголосили и, сбивая друг друга с ног, отшатнулись подальше от чёрного круга. Виктор не мог различить лицо под глубоким капюшоном, но не сомневался, что его исказила злобная, презрительная усмешка.
– Не бойтесь, человеки, вам ничего не угрожает. Пока – запомните, пока! – вы не решитесь нарушить мои планы, как нарушили их эти ничтожества!
Кончик посоха указывал на Виктора. Но тот не смотрел на друида. От страшного столба к кучке пленников ползли новые колючие стебли. Они извивались, как змеи, разрывали мох остриями вытягивающихся на глазах шипов.