К счастью, обошлось без крайностей. К Прорыву приговорили только двоих – Блудояра и Хорька. Трен заявил, что всем остальным грачёвцам назначается наказание в виде высылки из Леса. Ответ, последовавший на робкий вопрос «куда ж нас теперь?» потряс приговорённых до глубины души.
– Ладно, парень, хочешь молчать – молчи. – Виктор попытался подняться, но со стоном опустился на табурет. – Так и сдохнешь… немногословный.
– Ты не прав, Палыч. – осклабился Мессер. После свалки в подвале боец крепко зауважал нового союзника. – Так легко он не соскочит, падлой буду!
Он обернулся к Блудояру:
– Помнишь, сучара, как нас пугал: «затейник, мол, ваш Порченый?» Так те, в балахонах, небось, позатейливее будут!
– Оставь его, Мессер… – лениво сказал Чекист. Он чуть ли не облизывал вернувшийся к законному владельцу «Маузер»: оттягивал затвор, заглядывал в патронник, дул в ствол, кривился, разглядев свежий пороховой нагар.
– Хоть бы раз почистил, разгильдяй! Да за одно это тебя к стенке…
Узнав о приговоре – «все до единого грачёвцы, без различия пола и возраста, приговариваются к ссылке в Разрыв Щукинской Чересполосицы» – Егор не поверил своим ушам. Порывался бежать к Трену, разбираться, уговаривать, требовать милосердия. Бич с трудом удержал напарника от опрометчивых действий. Объяснил: не друиды, а сам Лес отрекается от изгнанников, лишает их своего покровительства. Жизнь тех, кто рискнёт пренебречь этим, неизбежно превратится в сущий ад, а потому – ссылка остаётся для них единственным приемлемым выходом.
Правда, Трен клялся, что условия жизни на той стороне пригодны для людей – Трен обещает, что условия жизни там, куда их пошлют, будут пригодны для людей» – но слишком хорошо помнил Егор противоестественный мир под кроваво-фиолетовыми небесами. Гротескную, словно сошедшую с картин безумного абстракциониста, растительность, чёрное жукодерево с бритвенно-острыми то ли ветвями, то ли клешнями. И – странный гребнястый череп путешественника из неведомых миров, застрявший между его корней….
Тогда они пробыли в этой сюрреалистической преисподней не более получаса. А тут полсотни человек – и пожизненно?..
На сборы грачёвцам дали всего два часа. Скорбная процессия с лубяными коробами, ручными тележками, козами, медленно вытягивалась из парка. Босоногие мальчишки гнали коров, навьюченных гроздьями плетёных клеток, в которых квохтали куры. «Трижды по три дня вам сроку. – напутствовали ссыльных беспощадные судьи. – И запомните, не мы вам даём это время – Лес его вам даёт. Те, кто решать схитрить и остаться, или задержатся по любой другой причине, не уложившись в отведённый срок – позавидует мёртвым…»