– Людям здесь больше места нет. – раздался внезапно глухой, с металлическими нотками, голос. – Ни им, ни другим живым существам. Так решено, и так исполнится.
Бич от неожиданности вздрогнул, повернулся на голос – и выдал сложносоставную матерную тираду, которой не постеснялся бы и боцман парусного флота.
Перед крыльцом, опираясь на посох, стоял Трен.
– А ну все встали по стойке смирно перед дорогим гостем! Егерь вскочил и шутовски вытянулся во фрунт. – Стесняюсь спросить: за шо же нам столько счастья и сразу?
Как обычно, в минуты сильного возбуждения, он густо уснащал речь нарочитыми «одесскими» оборотами.
– Того, кто называл себя Эреманом, мы забираем. – продолжал друид, не обращая внимания на эскападу Бича. – И это тоже решено. Остальных мы будем судить.
– «Мы»? – егерь сощурился. – Это кто тут такой акадэмик, шо о себе на «мы», как…
С кем он собирался сравнить Трена, Егор так и не узнал. Из кустов появилась ещё одна фигура в серой, до пят, мантии, с посохом в руках. За ней вторая… третья… четвёртая.
Бич икнул и громко, судорожно, сглотнул.
– Вылазь, братва: станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт.
– В его голосе звучала горькая ирония. – Думали, наших геморроев уже всё? Чтобы да, так нет – они ещё нам сделают вырванные годы, клык на холодец!
– Зачем «зеленушку»-то на куски рвал? – хмуро спросил Виктор. – Только не ври, что Порченый заставил – я сам слышал, как ты у него позволение выпрашивал…
Узнав о суде, он заявил, что будет на нём по любому, и плевать на отраву. Пришлось партизанам на носилках тащить раненого на поляну, где должно было состояться судилище Блудояр стоял на коленях со связанными за спиной руками и молчал, угрюмо уставясь в землю. Несколько минут назад он, последним из всех, выслушал приговор.
– Ну, как знаешь, парень. Оно, конечно, теперь уж поздно – но хоть напоследок покаешься, облегчишь совесть.
Бич удивлённо поднял брови.
– Покаяться? Совесть? Не делайте мне смешно! Совесть и «чернобожцы» – понятия взаимоисключающие. И заметьте, это не оскорбление: они по своей вере избавлены от этой головной боли. Этот гад ведь зачем «зеленушку» терзал? Он бога своего насыщал её болью и страданием…
– Значит, точно маньяк. – сделал вывод Виктор. – Религиозный. И к чему его присудили?
– К Чёрному Выбросу. – коротко ответил егерь. Вдаваться в подробности не хотелось.
– Что за хрень?
– Увидишь.
Суда, такого, как ожидал Егор, не было. Обошлось без Белых Пут, Зелёного Кубка и стоячих камней-менгиров. Не было даже вопросов: обвиняемых одного за другим вводили в круг из пяти друидов, и малое время спустя тот падал на землю и принимался кататься, выть и биться в судорогах, пуская пену изо рта. Трен вскидывал руки, выкаркивал фразу на незнакомом языке, и «подследственного» уводили – чаще под руки, иногда волоком. Эта процедура безусловно, вселяла оптимизм в тех, кто дожидался своей очереди. Некоторые пытались под шумок удрать – их ловили и возвращали свои же. «Мы знаем, сколько вас. – предупредил грачёвцев Трен. – И за каждого бежавшего отдадим Чёрному Выбросу двоих.»