Схема станции нашлась на доске, в комнатёнке, где сидели когда-то продавщицы транспортных карт. Судя по ней, имелось ещё два выхода, причём ближайший – совсем рядом, в другом конце подземного перехода. Но этот вариант отпадает: Пятна совсем рядом, и не стоит испытывать судьбу, затевая игру в кошки мышки.
Второй выход располагался гораздо дальше, и главное – за пределами Ковра. Но, чтобы добраться туда, надо сперва спуститься по эскалаторной галерее, потом пройти по длиннющей платформе (ещё неизвестно, есть ли там свободный проход!) и пробиться наверх через паутину корней и ползучей растительности. И, уже наверху, отыскать, а может, и прокопать заново лаз в слежавшихся грудах бетонного крошева – здание вестибюля давным-давно развалило в хлам проросшее сквозь него дерево.
«…перспективка, прямо скажем, не радужная…
…а что, есть другие?..»
Круг жёлтого света от фонарика-жужжалки скользнул по наклонной, уходящей в черноту бетонной трубе – «Маяковская» относилась к станциям глубокого залегания. Повсюду мерзость запустения: пластиковая облицовка давно превратилась в плесень, эскалаторные ленты оборвались и провалились, ходы обслуживания под ними, намертво закупорены грудами железного хлама.
Егерь подтянул верёвки, скрепляющие «вьетнамки», проверил, легко ли вынимается из чехла на рюкзаке лупара – и полез вниз, нащупывая рукояткой рогатины проход в хаосе перекошенных ступеней, ржавых шестерней и стальных балок.
От величественного облика станции остались одни воспоминания. Полосы нержавеющей стали, обрамлявшие квадратные колонны, свисали, как попало, словно рёбра кита, натыканные кое-как небрежным великаном. В одном месте в стене зиял огромная пролом, и высыпавшаяся груда земли завалила пути вместе с частью перрона.
И повсюду, куда падал свет – вода, тяжёлая, словно жидкое чёрное стекло. На платформе она стояла выше колен, приходилось двигался очень осторожно, нащупывая дорогу рукояткой рогатины. Под неподвижной, словно покрытой мазутной плёнкой, поверхностью вполне могли скрываться провалы, и одному Лесу известно, что там – груда щебня, перекрученные железяки, или край бетонной плиты, ощетинившийся арматурой?
Сергей посветил вверх. Слабенький фонарик не добивал до сводов, но и без того было ясно, что знаменитые мозаичные плафоны не сохранились. Кусочки смальты, из которых складывались самолёты, яблоневые ветви, спортсменки и стратостаты, главное украшение «Маяковки», трескались под подошвами «вьетнамок».
То тут, то там по стенам и колоннам лепились пупырчатые гроздья светящихся грибов. От их трупно-зелёного мерцания окружающая тьма становилась ещё гуще, и казалось, что не грибы это вовсе, а что-то другое. То ли болезненные наросты на теле мертвеца, испускающие гнилостное свечение, то ли фосфоресцирующие глаза неведомых тварей, скрытых в стенах и наблюдающих оттуда за жертвой, безвольно бредущей в западню.