Сейчас, когда всё стало очевидным, он больше не мог сдерживаться.
Служащий на стоянке взял его квитанцию и нахмурился.
— Ваша машина стоит сзади, ряд «Д», — сказал он Корнеллу. — Хотите, чтобы я привел её сюда? — У паренька был сильный южный акцент.
— Спасибо, я знаю, где она, — ответил Корнелл. — Я сам.
— Да, сэр. Жаркий сегодня денек, правда?
— Да уж, — согласился Корнелл.
Он пошел прочь от зеленой будки, демонстративно позвякивая ключами. Может, этот парень один из них. Сейчас никому нельзя доверять. Тебя самого учили всем этим штукам, и теперь настал момент, когда нельзя доверять никому — или почти никому. Он был невиновен, но не мог всё время бороться с ложью. Не мог найти её источник, не мог защититься от ложных показаний, клеветы, губящей его репутацию.
Преследующие его люди не в счет. Они просто выполняют свою работу — и выполняют её хорошо: исполняют приказ обеспечить безопасность и делают это как можно лучше. За ними стоит конгрессмен Айра Кич. Корнелл поморщился, когда в памяти всплыло имя этого человека. Ястребиное лицо и глаза крестоносца. Он бросал Корнеллу вопрос за вопросом, повторял одну и ту же ложь и требовал, чтобы тот попробовал опровергнуть её. Но и Кич не был последним звеном в этой цепи. В конце концов, он делал это с самыми лучшими намерениями. За ним, за всеми ними стоял человек, который не имел к этому официального отношения, но огромной тенью возвышался над всей вашингтонской сценой.
При мысли о Джейсоне Стоуне он тут же вспомнил о Кери, и внутри у него что-то перевернулось. Он взглянул на часы, подарок сослуживцев, вместе с ним работавших над проектом «Циррус». Сейчас ему хотелось ничего не знать о проекте «Циррус». У него оставалось полчаса. За это время он должен убедиться, что за ним нет хвоста, необходимо затеряться где-то в городе, всё равно где.
Машина ему не поможет. Даже если он выберется со стоянки, то не проедет и пяти кварталов, как патрульные полицейские машины засекут его. Всё ещё позвякивая ключами, Корнелл повернул между рядами машин, направляясь в сторону большой черной буквы «Д», нарисованной на бетонной стене.
Он выглядел спокойным — высокий мужчина, дорого, но не кричаще одетый в серый габардин. Его густые черные волосы ничто не защищало от палящего солнца; лицо было худым и загорелым; воротничок белой рубашки несколько обмяк, но голубой галстук по-прежнему свеж, и до утра бриться не надо. Внутреннее напряжение было умело прикрыто внешней спокойной деловитостью.
Его автомобиль стоял пятым от боковой бетонной стены, которую в этом месте сменяла железная ограда фута в четыре высотой, тянувшаяся вдоль маленькой улочки позади стоянки. В маленьком черном автомобиле, третьем от него, сидел какой-то человек. Он читал газету и, казалось, даже не заметил Корнелла. Черный автомобиль стоял на самом солнцепеке. Жарко же там, должно быть, подумал Корнелл. Но удовольствия при мысли о неудобствах этого человека не испытал. Снова вернулся страх, ощущение, что его поймали в ловушку, что он окружен. Он почувствовал себя изгоем, и несправедливость этого ещё подхлестнула его гнев.