Он снял резинку, начал просматривать письма. Письма Форестье к Оберу. Их тайная любовная переписка, которую Марианна догадалась прихватить. Читал их, понимая, что грубо вторгается в святая святых личной жизни, окрашенной глубоким чувством.
Ничего особо впечатляющего. Вплоть до послания, датированного концом февраля.
Я совсем не сплю, Ксавье, после того, как увидела эти кадры. Образы, которые преследуют меня все время, ночью и днем… Не знаю, кто отправил мне это видео, кто решился поведать миру об отвратительном преступлении, но иногда жалею, что мне вручили этот отравленный дар. Тем более что в конечном итоге он, боюсь, ничего не изменит…
Еще одно письмо. Волна ненависти поднималась у Фрэнка в груди. С каждым словом.
Если бы ты знал, милый… какие ужасы не выходят у меня из головы… Бессонница не оставляет меня после того отвратительного фильма… А сегодня я узнала, что в Д. раскрыли сеть педофилов. Одна из моих подруг составляет досье. Она поделилась со мной; она была в таком состоянии! Детей покупают на Востоке и перепродают во Франции. Содержат, как животных, в нечеловеческих условиях, чтобы удовлетворять нездоровые импульсы маньяков… Представляю мучения этих детишек… Новые образы прибавляются к тем, из фильма… Откуда в людях столько жестокости? Знаю, милый, ты поймешь меня. Ведь подумать только: мы бессильны перед лицом всего этого… Этих, по крайней мере, лишат возможности творить зло. А те, другие, ты сам знаешь кто, могут выйти сухими из воды… Я порой упрекаю себя… Думаю, мы должны были действовать, не ставя в известность Мартинелли. Хотя, конечно, мы бы сильно рисковали… А иногда продолжаю надеяться, жду, что нам наконец отдадут приказ. Но, боюсь, Мартинелли смалодушничает. Да и вся история кажется мне отвратительной… Воспользоваться этим досье против Дюмена… В низких политических целях… Иногда я говорю себе, что нужно было действовать, не дожидаясь, пока дадут зеленый свет. Знаю, куда это может нас привести. Но очень хочу придать дело широкой огласке, несмотря на риск! Когда я пишу тебе, Ксавье, это приносит облегчение. Хотя мы видимся почти каждый день, меня утешает то, что я могу изложить все в письмах и разделить с тобой… Этим письмам я могу доверить все… Ноша так тяжела, милый…
У Фрэнка тряслись руки. Значит, и Мартинелли в игре. Судью и прокурора предал министр юстиции, собственной персоной. Министры, ясное дело, выступают единым фронтом.
Некоторые детали остались без объяснения и, наверное, так и останутся навсегда. Но самое главное Фрэнк теперь знал. Прокурор и судья не были ни в чем виноваты. А он должен с этим жить.